Чем опасна миграция для России

_____________________________________________________________

Опубликовано Svargaman Янв 17, 2017 в Внутренняя политика
_____________________________________________________________
Государство современного типа, опирающееся на демократическую модель легитимности и верховенство права, подразумевает высокий уровень культурной однородности общества. Навыки решения проблем и согласования интересов в рамках законных процедур требуют не только обучения, но и позитивного опыта совместного освоения социальных институтов во многих поколениях, высокой совместимости на уровне базовой картины мира, общих стереотипов восприятия и действия. Без этого затруднено существование публичного пространства, необходимого для демократической системы. «Если в народе нет чувства солидарности, если он говорит и пишет на различных языках, то не может существовать объединенного общественного мнения, необходимого для представительного правления», – пишет Джон Стюарт Милль. Безусловно, не все демократические государства соответствуют этому критерию. Но в каждом случае высокий уровень культурно-языковой дифференциации общества является проблемой для функционирования публичных институтов, которая компенсируется с помощью тех или иных механизмов. Например, в Индии исключительная этническая мозаичность компенсируется за счет той языковой и институциональной унификации, которая была обеспечена британскими колонизаторами, кастовых связей на уровне правящего слоя, по сути, династического принципа правления, который был взят на вооружение Индийским национальным конгрессом, и, наконец, особой ролью индуизма, которая подчеркивается уже новой правящей партией (Бхаратия Джаната Парти). Россия – наиболее ваххабитские регионы. Подробнее в докладе Карта этнорелигиозных угроз И в статье Ваххабизм в России Не менее важна культурная однородность общества и в экономическом отношении – по крайней мере, для современного экономико-технологического уклада. Как отмечал социолог Эрнст Геллнер, в эпоху промышленного капитализма (и постиндустриальный поворот лишь усиливает эту особенность) «человеческий труд стал по своему характеру семантическим. Его неотъемлемой частью является безличная, свободная от контекста массовая коммуникация. Это возможно лишь в том случае, если все люди, включенные в этот массовый процесс, следуют одним и тем же правилам формирования и декодирования сообщений. <…> Из этого следует, что общество в целом, если оно вообще станет функционировать, должно быть пронизано единой стандартизованной высокой культурой». Другой исследователь, экономист Герман Хоппе в работе «The Case for Free Trade and Restricted Immigration» (1998 г.) делает акцент на другой взаимосвязи – между культурной / институциональной связностью общества и качеством его деловой среды. «Капитал» доверия и солидарности, коренящийся в общей культуре населения, является не менее важным компонентом здорового рынка и инвестиционного климата, нежели хозяйственная инфраструктура или разумные налоги. И этот капитал неизбежно иссякает в результате массовой иммиграции в том случае, если имеется значительная культурная дистанция между принимающим обществом и регионами исхода мигрантов. В качестве примера экономически успешного, но при этом изначально разнородного общества, часто приводятся США. Однако представление, согласно которому Америка является нацией иммигрантов, является не совсем точным. Как показал патриарх политической науки Самюэль Хантингтон в своей книге «Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности», США правильнее охарактеризовать как страну британских переселенцев, последовательно ассимилировавших все последующие поколения иммигрантов. Проблема вербовки и возврата боевиков-террористов: опыт Европы и перспективы России В статье: Как борются с возвращением экстремистов в Европу Американская нация была построена вокруг своего этнического ядра, представленного англосаксонскими протестантами, культура которых – язык, религия и социальные нормы – всегда была для страны стержневой. При этом неотъемлемыми компонентами американской национальной идентичности являлись индивидуализм, стремление к успеху и равенство возможностей. Утверждение и сохранение этих ценностей оказалось бы невозможным без усвоения целым рядом поколений иммигрантов культуры первых поселенцев. На протяжении последней трети XIX и большей части XX столетия Соединенные Штаты применяли ограничительные меры по отношению к иммиграции из азиатских стран. Так, в 1882 году был принят Акт об исключении китайцев, полностью запрещавший приезд иммигрантов из Поднебесной; иммиграционный акт 1924 года наложил твердый запрет на иммиграцию из Японии. Одновременно с этим жестко квотировалось количество иммигрантов из государств Южной и Восточной Европы, ассимилироваться которым было сложней, нежели приезжим из стран, расположенных на северо- западе континента. Согласно уже упомянутому иммиграционному акту 1924 года, предельно допустимый уровень годового притока мигрантов из Германии и Ирландии был установлен на отметке в 51 тысячу и 34 тысячи человек, в то время как из Польши и Италии – всего 6 тысяч и 4 тысячи человек соответственно. Данные ограничения были сняты лишь в 1965 году, когда был принят новый миграционный закон, существенно облегчивший миграцию из неевропейских стран. Следствием смягчения миграционного законодательства и правил натурализации иностранцев стал массовый приток мигрантов из государств Латинской Америки и Азии. Параллельно – из-за идеологических изменений, вызванных «культурной революцией» конца 1960-х гг., ослабилось «ассимиляционное давление» на вновь прибывающих иммигрантов со стороны принимающего общества. Это не могло не вызвать серьезного кризиса интеграции, проявляющегося на разных уровнях. В частности – в системе образования (американские школьники проходят тесты международной оценки учащихся (PISA) на уровне ниже среднего, муниципальные школы оказываются в сфере притяжения криминализованных этнических гетто) и в политической системе (превращение политики в арену «торга» этнических групп искажает изначальный смысл демократического выбора, кроме того, рост «этнических» контингентов избирателей ставит под вопрос традиционную американскую двухпартийность). В еще большей степени вызов интеграции инокультурных иммигрантов и их потомков затронул Западную Европу. В ее случае проблема выглядит более острой по двум причинам. Во-первых, в США государство не несет такого бремени социальных обязательств перед иммигрантами, как в странах-лидерах Евросоюза. Те, кто приезжают в США, легально или нелегально, вынуждены рассчитывать на собственные силы, в отличие от тех, кому удается легализоваться в «социальных государствах» Западной Европы. Возможность социального иждивения для иммигрантов оказывается серьезным недостатком западноевропейской модели с точки зрения не только бремени расходов, но и качества интеграции. Так, лишенные социальных гарантий иммигранты в США, по опросам, демонстрируют существенно больший уровень социального оптимизма и лояльности принимающему обществу, чем получатели достаточно щедрых пособий в Германии (так, иммигрантов в США опрашивали, сколько времени прошло, прежде чем они начали чувствовать себя «комфортабельно» и «полноправными членами общества». 77% опрошенных сказали, что на это ушло менее 5 лет. Лишь 5% иммигрантов ответили, что так и не почувствовали себя дома. В отличие от этого, 58% граждан турецкого происхождения в Германии высказались, что не чувствуют себя интегрированными в общество и 78% подчеркнули, что не считают, что Ангела Меркель их государственный канцлер1). Во-вторых, иммиграция в Западную Европу имеет иной этнический / цивилизационный профиль. Как отмечает американский журналист и исследователь исламского влияния на Западе Кристофер Колдуэлл, для США задача интеграции новых жителей выглядит гораздо легче разрешимой, чем для Западной Европы. Иммигранты из Центральной и Южной Америки говорят на одном из европейских языков, они христианского вероисповедания и разделяют традиционную версию культурных ценностей США «подобно культуре белых представителей рабочего класса 40 лет назад».2 Тогда как в странах Западной Европы львиная доля иммиграции связана с мусульманскими регионами, входившими в орбиту влияния бывших колониальных империй, что накладывает серьезный отпечаток на характер и степень их интеграции. Действительно, иммиграция из мусульманских регионов демонстрирует комплекс свойств, делающих оправданным ее отдельное рассмотрение в общем комплексе иммиграционных процессов. Как отмечает скандально известный, но весьма добросовестный в смысле работы с фактами Тило Саррацин, во всех затронутых иммиграцией европейских странах, «будь то Англия, Франция, Германия, Голландия, Бельгия, Дания или Норвегия, у группы мусульманских мигрантов наблюдается общий комплекс признаков, а именно:. – интеграция в рынок труда ниже среднего уровня;. – зависимость от социальных трансфертов выше среднего уровня;. – участие в образовании ниже среднего уровня;. – фертильность выше среднего уровня;. – обособленность поселений с тенденцией к образованию параллельного общества;. – религиозность выше среднего уровня с растущей тенденцией к традиционным либо фундаменталистским течениям ислама;. – преступность выше средней, от «простой» уличной преступности с применением насилия до участия в террористических действиях».3. Этот комплекс особенностей сложно объяснить чисто социальными факторами (которые являются общими для самых разных этнических когорт иммигрантов) или принадлежностью к визуальным меньшинствам (не менее «чужеродно» выглядящие выходцы из Восточной Азии демонстрируют по многим позициям иные параметры адаптации) или даже уровнем развития стран исхода (выходцы из сопоставимых по уровню развития регионов Индии и мусульманского Пакистана в Великобритании демонстрируют очень разные социальные и образовательные траектории). Наблюдателям остается лишь констатировать, что в силу значительной культурной дистанции по отношению к христианским / постхристианским обществам либо внутренних культурных особенностей, среди мусульманских иммигрантов и их потомков «усиливается тенденция культурной и пространственной самоизоляции».4 Данный факт не означает сам по себе негативной оценки соответствующих этнических сообществ – напротив, он может указывать на их повышенную жизнеспособность (в данном случае – резистентность к ассимиляции), но с точки зрения принимающего общества он означает дополнительную проблему. Одной из реакций на эту проблему становится рост популярности правых партий в Европе, который на данном этапе выглядит не признаком коренной «смены вех» в политике иммиграции и интеграции (в силу особенностей политических систем, правые партии в ряде ведущих стран фактически не могут прийти к власти), а симптомом кризиса демократии – нарастающего противоречия между общественными запросами и повесткой дня правящего истеблишмента. Аналогичное противоречие наблюдается и в России, где широкий «антииммигрантский» запрос, фиксируемый всеми ведущими социологическими службами (о чем пойдет речь в дальнейшем), соседствует с сохраняющейся как в официальных документах, так и на практике официальной установкой на открытость в отношении инокультурной и низкоквалифицированной иммиграции (о чем шла речь в предыдущем отчете). Если сравнивать российский опыт в данной сфере с западным, можно отметить, что в части уровня социальных гарантий для иммигрантов – он, очевидно, ближе к американской модели. Но в отношении культурного профиля иммиграции – к европейской. Основным источником миграции в РФ являются государства Средней Азии. Так, в 2012 г. 47% трудовых патентов были приобретены гражданами Узбекистана, 22% – Таджикистана, около 9% – Киргизии – что в совокупности дает более 2/3 миграционного притока. Безусловно, обладатели трудовых патентов – далеко не единственная категория мигрантов в России, но характерные для нее страновые пропорции вполне можно принять за ориентир. Как и в случае с Западной Европой, речь идет об иммиграции с периферии бывшей империи, что несколько облегчает языковую адаптацию. Однако с течением времени культурная дистанция между разными частями прежде единого пространства нарастает. По данным Центра миграционных исследований, опубликованным Российской газетой в сентябре 2011 года, более 20 процентов мигрантов – выходцев из Средней Азии – не владеют русским языком, 50 процентов не могут самостоятельно заполнить простую анкету. В целом, постсоветский период развития стал для государств Средней Азии, за исключением Казахстана, периодом глубокой демодернизации, факторами которой выступают регресс системы образования и здравоохранения, критический уровень неравенства и коррупции, огромное влияние организованной преступности и доля теневого сектора экономики, отток наиболее профессиональной части населения в лице русских и русскоязычных, формирование политических систем по образцу патримониальных «восточных деспотий», преимущественно аграрный профиль населения (в Таджикистане доля сельского населения – 73%, в Киргизии – 65%, в Узбекистане – около половины), влияние соседнего Афганистана и общего тренда на реисламизацию, задающего тон на ближнем и среднем Востоке. Все это непосредственно сказывается на качестве миграционных потоков с начала нулевых годов. Можно говорить о трех системных характеристиках преобладающего миграционного потока, которым соответствуют три группы проблем в сфере социальной интеграции. 1) Значительная культурная дистанция по отношению к принимающему обществу при высоких количественных показателях миграции приводит к формированию «параллельного социума», т.е. мусульманского этнического гетто, которое на данный момент, как правило, очерчено не границами конкретных поселений и территорий, но социальными и культурными границами. Поскольку гетто оказывается достаточно широким и массовым, оно все больше влияет на окружающее общество. Анализ российской повседневности показывает, что происходит не ассимиляция приезжих из мусульманских регионов, а скорее трансформация окружающего жизненного пространства в соответствии с их нуждами и представлениями. Обзору этих тенденций посвящен второй раздел данного доклада. 2) Архаичность социального уклада в странах исхода мигрантов и низкий уровень их социальных компетенций не могут не влиять на социальную сферу в РФ. Особенно – в части воздействия на системы образования и здравоохранения. Обзору проблем в этих сферах будет посвящен третий раздел доклада. 3) Демографические особенности миграционного притока – а именно абсолютное преобладание в нем (в данном случае, нужно иметь в виду и внутреннюю миграцию из республик Северного Кавказа) мужчин молодого возраста неизбежно создают в обществе повышенный конфликтный фон, выражающийся в росте «обычной» бытовой преступности (с выраженным креном в сторону грабежей и изнасилований), этнических конфликтов, а также политического / религиозного экстремизма и насилия (уровень которого, по наблюдениям ряда демографов и социологов, тесно коррелирует с долей молодого мужского населения). Об этой группе проблем пойдет речь в четвертом разделе доклада. 2. Этнический облик миграции. 2.1. Этническая миграция: количественные и качественные характеристики. Этническая миграция – это интенсивная и масштабная долговременная миграция какой-то одной или нескольких этнических групп, которая в итоге влияет на этническую структуру населения страны. Причины этнических миграций в Россию из стран ближнего зарубежья не носят только экономический характер, они более сложны и многогранны, от конфликтов, возникавших на постсоветском пространстве в начале и середине 1990-х гг., до воссоединения семей. Сложно оценить численность различных групп этнических мигрантов в России. В их число входят достаточно разнообразные группы. Это те, кто уже получил гражданство России и был зафиксирован переписью населения, и те, кто достаточно давно проживает в нашей стране и ориентирован на интеграцию в российское общество, но по разным причинам не имеет российского гражданства, и те, кто приезжает в Россию только как временные трудовые мигранты на несколько месяцев и не планирует интегрироваться в принимающее сообщество. Изменение численности титульных этнических групп республик бывшего СССР, а также немцев и евреев в России, в 1989-2010 гг., по данным переписей населения В начале 1990-х гг. этнические эмиграции в Германию и Израиль существенным образом снизили абсолютную и относительную численность немцев и евреев нашей страны. В это же время возвратные миграции русскоязычного населения из бывших республик СССР компенсировали демографическую убыль населения России. Распад СССР, социальные конфликты и экономические трудности в Закавказье послужили одной из основных причин массовой иммиграции в Россию армян и азербайджанцев. Также образование стран СНГ повлекло за собой возвращение титульных этносов бывших союзных республик из РФ в свои страны. Изменения этнической структуры России в первом десятилетии после распада СССР зафиксировали итоги переписи населения 2002 г., что показано в таблице 1. Из таблицы видно, что в период 1989-2002 гг. увеличилась численность тех титульных этносов бывших республик СССР, где проходили этнические и социальные конфликты. Прежде всего, существенным образом, более чем в три раза выросла численность таджиков, армян, азербайджанцев и грузин. В период с 2002 по 2010 гг. перепись показала рост численности узбеков, таджиков, киргизов в России, что стало отражением интенсивной трудовой миграции в Россию в 2000- е гг. По мнению экспертов, ни данные переписи, ни квоты на выдачу разрешений на работу не дают полной картины численности этнических мигрантов в России. Так, например, квоты на выдачу иностранным гражданам разрешений на работу в 2011 г. по всей России составили 1745 тыс. разрешений, в 2010 г. квота была определена в 1944 тыс. человек, что составило 48,9% от уровня 2009 года5. Между тем, по различным оценкам, численность сезонных трудовых этнических мигрантов варьируется от 5 до 10 млн. человек. В. Дятлов приводит мнение различных экспертов о том, что численность азербайджанцев в России составляет 1-2 млн. человек, тогда как перепись 2002 г. учла 621,8 тыс. азербайджанцев в России.6. Численность армян, по данным приводимым В. Дятловым, в России может достигать 2-2,5 млн. человек, а в ходе переписи 2002 г. было переписано 1 млн 130,5 тыс. армян. Различаются экспертные оценки по численности грузин в России, их оценивают в 650-700 тыс. человек, а перепись зафиксировала менее 200 тыс. грузин в России. В еще большей степени расходятся оценки постоянной численности представителей титульных этносов среднеазиатских стран в России. В.Дятлов оценивает ее в 2,5 – 3 млн. человек, однако с учетом временных миграций их общая численность может быть существенно большей. Итоги выборочных исследований7 позволяют дать основные обобщенные характеристики различных групп внешних этнических мигрантов. В их числе достаточно сложно разграничить трудовых мигрантов, не имеющих российского гражданства и находящихся временно в России с целью заработка, и тех, мигрантов, которые уже достаточно долго проживают в России. По уровню и типу интеграции этнических мигрантов в российской обществе можно выделить три весьма различные группы. К первой группе мигрантов можно отнести представителей стран Закавказья, которые имеют давние миграционные и диаспоральные связи с Россией, являются достаточно многочисленными этническими группами для России и, как было установлено в ходе полевых исследований, нацелены на интеграцию в российское общество, а в значительной степени уже полностью интегрированы. Эта группа (особенно армяне) не однородна, ни по социальной структуре, ни по уровню знания русского языка, ни по степени интеграции в российское общество. Во многом это объясняется тем, что практически во всех регионах исследования в этой группе представлены этнические мигранты различных волн миграции в России и, соответственно, с различной мотивацией переезда сюда. По структуре занятости и уровню дохода эта группа имеет достаточно сложную структуру. Как среди армян, так и среди азербайджанцев в обследованных регионах встречались работники сферы торговли (азербайджанцы), сферы обслуживания (армяне, азербайджанцы), сотрудники государственного сектора (армяне), работники общественных организаций (армяне, азербайджанцы), водители (армяне, азербайджанцы), строители (армяне), фермеры (азербайджанцы), бизнесмены (армяне, азербайджанцы) и т.д. У части респондентов-армян есть высшее образование, у старшего поколения – полученное в Армении, у молодого поколения – в России. Среди азербайджанцев интервьюеры с высшим образованием попадались реже. По мнению практически всех информантов, условия их проживания можно назвать относительно благоприятными, сопоставимыми со среднероссийским уровнем, а для некоторых и выше среднероссийского уровня. Помимо традиционных, «укоренившихся» мигрантов, в этой группе есть и представители внешних трудовых мигрантов. Это граждане Армении и Азербайджана, чаще всего, приезжающие в Россию к родственникам или знакомым по экономическим причинам. В значительной части представители этой новой миграционной волны являются выходцами из сельской местности. Они плохо владеют русским языком, практически не интегрированы в российское общество, ориентированы на возвращение в страну исхода. По степени влияния на местное сообщество и на территориальную среду эта группа мигрантов проявляет себя достаточно активно. Во многих городах сфера бытового обслуживания, часть местного общественного транспорта, сфера торговли являются местами приложения труда для представителей данных этнических групп. Часто они являются инициаторами развития новых услуг для населения. В тех случаях, когда наблюдается монополизация отдельных секторов бизнеса представителями данных этнических когорт, закономерен рост конфликтного потенциала. Особенно характерна эта ситуация для малых городов и поселений, где лесопилка, цементный завод или торговая компания могут служить де-факто градообразующим предприятием – соответственно, и «монополизм» этнических кланов будет восприниматься особенно болезненно (громкие этнические конфликты в целом ряде небольших городов и поселений разворачивались именно на этом фоне). Вторая группа этнических мигрантов в России это – мигранты из Украины, Белоруссии и Молдавии. Итоги исследований показали, что эта группа, также как и первая, достаточно многочисленна и широко представлена в регионах пограничных с Украиной (Белгородская область), а также в центральных регионах РФ (Тульская и Калужская области). Часто ни сами интервьюеры, ни местное русское население не ощущают этнической границы данной группы с принимающим сообществом, некоторое исключение составляют молдаване. Это обусловлено исторической и культурной близостью Украины, Белоруссии и России, тесными родственными и дружескими связями, сложившимися на протяжении многих десятилетий. Представителей данной группы даже в случае временной трудовой миграции быстро интегрируются в принимающее общество и создают широкие социальные связи, во многом благодаря отсутствию языкового барьера. Беседы с представителями данной группы мигрантов показали, что в ней есть представители различных социальных слоев. В крупных и средних городах среди них достаточно много высококвалифицированных специалистов (инженеры, программисты, преподаватели, экономисты, менеджеры), которые выбирают работу в России по экономическим причинам, в силу более высокой оплаты труда в России, чем в их странах. У стабильно высокооплачиваемых мигрантов данной группы, благоприятные условия проживания. Временные, сезонные трудовые мигранты могут проживать из-за экономии в более сложных и неблагоприятных условиях. В ходе эмпирических исследований встречались мигранты из Украины и Молдавии, которые ради экономии предпочитают ночевать на рабочем месте или снимают комнату в квартире на нескольких человек. Этнические мигранты из славянских государств и Молдавии, в случае стабильной работы в России, часто ориентированы на получение российского гражданства и на окончательную интеграцию в российское общество. Третью группу этнических мигрантов составляют представители государств Средней Азии, прежде всего, выходцы из Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. Этнические мигранты из Туркмении в ходе исследования были опрошены только в Калужской области. Мигранты из Средней Азии для России – относительно новое явление, насчитывающее около 10 лет, но уже носящее массовый характер. Этнические мигранты из Средней Азии самая многочисленная для России группа трудовых мигрантов, причины их приезда в Россию – экономические. Подавляющее большинство мигрантов из Средней Азии занимают низкоквалифицированные рабочие места и в городах, и в сельской местности. Мигранты из Средней Азии заняты в системе ЖКХ, в строительстве, в сельском хозяйстве, в торговле. В силу плохого владения русским языком, особенно среди молодого поколения, выросшего после распада СССР, большая часть интервью с представителями данной группы проходила с помощью их соотечественников, уже давно живущих в России. По сравнению с мигрантами из Украины, Белоруссии и стран Закавказья, этнические мигранты из Средней Азии ориентированы на меньшую заработную плату и на неблагоприятные условия проживания. Например, в Ясногорский район Тульской области ежегодно приезжают сезонные мигранты из Узбекистана, преимущественно мужчины. В сезон в хозяйстве работает около 60 человек. Специализация хозяйства – овощеводство, преимущественно выращивают такие культуры как морковь, лук, разнообразную зелень. После завершения сезона большая часть мигрантов уезжает в Узбекистан. Этнические мигранты из Средней Азии сложно интегрируются в принимающее сообщество, в большинстве случаев, они ограничены социальными связями внутри миграционного сообщества, «выходя» в российское общество только в случае необходимости – покупка продуктов и товаров, посещение врача, посещение школы, если в семье мигранта есть ребенок и т.д. Любое взаимодействие с представителями администрации или работодателем, в большинстве случаев происходит через посредника, в качестве которого, как правило, выступают осевшие в России этнические мигранты. При низком уровне социального включения в принимающее местное сообщество, часто мигранты из Средней Азии становятся значимой группой на местном рынке труда, что сказывается и на экономической ситуации. Таким образом, мигранты меняют локальное сообщество. Начиная с нижних этажей социальной пирамиды, диаспоры среднеазиатских мигрантов постепенно расширяют свою сферу влияния на более доходные виды деятельности (например, в ряде регионов Западной Сибири таджикская диаспора взяла под контроль сбыт плодоовощной продукции, а в Волгоградской области – обеспечила базу для ее выращивания). 2.2. Региональные особенности распределения миграционных потоков. Распределение трудовых мигрантов по регионам России не является равномерным. Внешних трудовых мигрантов привлекают, прежде всего, регионы с развитым рынком труда с относительно благополучной социально- экономической ситуацией, к которым относятся столичные регионы и их области, богатые сырьевые регионы, а также регионы, ведущие активное строительство (например, Краснодарский край в период возведения олимпийских объектов, Приморский край в связи с проведением саммита АТЭС). В 2012 г. более 30% разрешений на работу было выдано в Москве и Московской области, 18,4% – в Санкт-Петербурге и Ленинградской области, в Краснодарском крае 4,6% разрешений. От двух до 2,6% трудовых мигрантов едут в регионы добычи нефти и газа – Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий округа. В регионах, где осуществляется масштабное строительство (саммит АТЭС, строительство объектов Олимпиады-2014, подготовка к проведению ЧМ по футболу в 2018 г.), привлечение внешних трудовых мигрантов осуществляется в особом порядке. Так, 07.06.2013 г. был принят ФЗ 108 «О подготовке и проведении в Российской Федерации Чемпионата мира по футболу FIFA 2018 года, Кубка конфедераций FIFA 2017 года и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». В половине регионов России доля внешних трудовых мигрантов ниже 1% от общей численности занятых в экономике региона. При этом на востоке страны участие иностранной рабочей силы в экономике в среднем выше, чем в регионах Европейской части, что обусловлено, по-видимому, спецификой отраслевой структуры хозяйства. По данным о купленных патентах в 2012 г. больше всего иностранных мигрантов работало в Московской области, Москве, Тульской, Новосибирской, Ростовской областях, а также в других регионах, возглавляемых крупными городскими центрами. В сырьевых регионах, где достаточное количество официально привлеченных внешних трудовых мигрантов, распространение покупки патентов невелико. Вероятнее всего, что занятость в домашнем хозяйстве востребована в крупных городах, где также более распространены схемы легализации нахождения в России иностранных мигрантов через приобретение патентов. 2.3. Этнический маркетинг как симптом «обратной колонизации». Выше говорилось об отсутствии достоверных количественных оценок этнической миграции в России. Однако существует целый ряд косвенных признаков, к числу которых относятся индикаторы такой гибкой и адаптивной информационной среды, как рынок товаров и услуг. Расширение этнического маркетинга в сфере мобильной связи и авиаперелетов, продуктового ритейла и ресторанного бизнеса, секторе банковских услуг и досуговой сфере позволяют сделать вывод о достигнутом и растущем масштабе этнической миграции. Наблюдение за «этническим креном» российской потребительской среды важно не только в количественном, но и в качественном смысле. Во-первых, оно позволяет фиксировать постепенное изменение этнического облика общества в целом. Наряду с приспособлением этнических мигрантов к культурной модели принимающего общества, происходит и обратный процесс – переноса на него собственных культурных моделей и институтов. Учитывая колониальную предысторию отношений стран-доноров и реципиентов миграции по линии «Север – Юг», этот процесс получил название обратной колонизации. Во-вторых, оно очерчивает круг лоббистов массовой иммиграции со стороны бизнеса, который мотивирован не только заинтересованностью в труде мигрантов, но и заинтересованностью в их потреблении – невзирая на какие бы то ни было издержки миграционного процесса. Такая ситуация приводит к системному лоббированию миграционной открытости и продвижению идеи замещающей миграции. Массовая иммиграция в Россию предоставляет одним компаниям возможность существенно экономить на стоимости труда, другим – извлекать немалую прибыль за счет продажи товаров и услуг. Среди субъектов коммерческой деятельности, заинтересованных в притоке мигрантов – строительные компании, управляющие компании (ЖКХ), операторы мобильной связи, авиа-компании, операторы по переводу денежных средств, продуктовые ритейлеры и т.д. Продукты питания и услуги в сфере общественного питания. Характерным свидетельством культурной дерусификации является радикальная трансформация рынка продуктов и услуг в сфере общественного питания. По мере увеличения доли иммигрантов в российском обществе и роста их присутствия в сфере торговли и общественного питания происходит, с одной стороны, изменение ассортимента, с другой – формирование нетипичной для России продовольственной инфраструктуры и пищевых практик. Во многих российских городах традиционные блюда вытесняются восточными «аналогами». Шаурма, самса, лагман, люля-кебаб, манты и т. д. – стали неотъемлемыми атрибутами заведений общественного питания. На Дальнем Востоке России ситуация характеризуется значительным перекосом ассортимента сферы питания в пользу китайской и корейской кухни. К сожалению, кулинарное разнообразие, появившееся в результате массовой иммиграции, не дополняет, а скорее замещает традиционную отечественную кулинарную культуру. Между тем специалисты говорят об исчезновении уникальной русской кухни. До нашего времени сохранилась лишь половина традиционных рецептов. Однако вместо возрождения собственной кухни и ее популяризации, происходит замена национальной кухни едой, характерной для стран исхода мигрантов. Как правило, в типичном столичном торговом центре количество пунктов питания (кафе и ресторанов) восточной и азиатской кухни значительно превосходит количество пунктов питания, предлагающих русскую кухню. В еще большей степени эта ситуация характерна для объектов быстрого питания, расположенных на улицах крупных российских городов. При этом важно понимать, что этническая специфика предложений в данной сфере ориентирована не только на коренных жителей. Социальный слой мигрантов становится самостоятельной целевой и потребительской группой. Уже сегодня на сайте «Афиша», информирующем о возможностях досуга пять миллионов человек в месяц, в разделе «Рестораны» количество московских ресторанов, предлагающих кухню Стран СНГ и Азии (1075), значительно превышает количество ресторанов, предлагающих русскую кухню (921).9. Заметим, что такое положение дел сложилось в дорогом сегменте общественного питания, наименее доступном, к примеру, мигрантам из Средней Азии. Что касается объектов более массового питания, то здесь наблюдается ярко выраженное доминирование ассортимента, свойственного национальной кухне стран происхождения мигрантов из постсоветских республик и других государств. Изменение пищевых практик порой происходит с ярко выраженным конфессиональным акцентом. По информации ООО «Горизонт», в Москве уже на сегодняшний день открыто более 10 кафе «ХАЛЯЛЬ». Более активно бизнес с соответствующей конфессиональной спецификой развивается в формате магазинной торговли продуктами питания. Наблюдается открытие супермаркетов, предоставляющих широкий ассортимент халяльной продукции в городах, где большинство жителей не относится к соответствующей религиозной группе. Одним из примеров является динамичное развитие в Москве, Новосибирске и Барнауле татарстанской сети магазинов «Бахетле». Более того, продукты под знаком «халяль» активно пополняют ассортимент сетевых продуктовых магазинов, которые работают для широких слоев населения и никогда не специализировались на торговле халяльной продукцией. К таким торговым сетям относятся «Ашан», «Пятерочка», «Metro» и т. д. Параллельно с этим наблюдается организация производства халяльной продукции в регионах с преимущественно славянским населением, которое никогда не исповедовало ислам (Москва, Пензенская область, Новгородская область и т. д.). Все вышесказанное свидетельствует не только об изменениях привычного меню и формировании нового облика системы общественного питания. Через изменение повседневных практик происходит постепенная трансформация национальной идентичности. При этом кулинарная культура является важной частью общей национальной культуры, через которую происходит приобщение новых поколений к национальным социальным нормам, формировавшимся на протяжении всей истории народа. Переход к инокультурным практикам фактически означает отказ от культурной преемственности и смену этнического облика общества. К тому же кафе и рестораны – это также часть досуговой индустрии, выходящей за рамки кулинарных традиций и гастрономических предпочтений. Отдельного внимания заслуживает проблема монополизации «этническим бизнесом» некоторых секторов продовольственного рынка и общепита. Причем речь идет не только о ЦФО, где традиционно сконцентрировано большинство мигрантов, но и о других российских регионах. К примеру, рынки Сибири, по сообщениям СМИ, на 40–60% заполняются овощами, выращенными проживающими в России китайцами. Подавляющее большинство из них отдают предпочтение торговле и общественному питанию – 86,6% в 2002 г. и 68% в 2005 г. Снижение доли отнюдь не свидетельствует о миграционном оттоке – со временем часть мигрантов занялась автоперевозками, делом не менее прибыльным. Кроме того, увеличилась доля лиц, занятых в строительстве.10 По официальным данным, 40% трудовых мигрантов были заняты в строительстве, 30% – в торговле, 10% – в промышленности, 7% – в сельском хозяйстве, 5% – в транспортной отрасли, 8% – в других видах деятельности. Реальная структура занятости мигрантов несколько отличается от официальных данных из-за сильного недоучета мигрантов в сфере услуг, включая сферу досуга и развлечений, ЖКХ, работы по дому.11. Фактически за годы интенсивной иммиграции некоторые сферы российской экономики, включая торговлю, приобрели подчеркнуто миграционный характер. Общеизвестно, что оптовая и розничная торговля относится к числу наиболее привычных и привлекательных для мигрантов сфер применения труда. Причем уже многие годы объекты торговли, связанные с реализацией продуктов питания, привлекают мигрантов не только в качестве наемного персонала, но также в качестве собственников бизнеса в сфере оптовой и розничной торговли. Мобильная связь. Ведущие российские операторы сотовой связи уже давно предлагают специальные тарифы для мигрантов из стран СНГ и других государств: Билайн (услуга «Страны СНГ – 2013», тариф «Добро пожаловать»), Мегафон (акция «Мегафон-Таджикистан», тариф «Теплый прием»), МТС (тариф «Гостевой», тариф «Твоя страна»). Показательно, что звонки в Китай, Таджикистан и Узбекистан порой предлагаются по значительно более дешевой стоимости, чем звонки внутри России и даже в пределах Московской области. В этой связи, важно отметить региональную специфику деятельности сотовых операторов, в частности, появление в 2005 г. специальных коммерческих предложений у известного сотового оператора «Билайн». Приведем выдержку из пресс-релиза Красноярского филиала ОАО «Вымпелком» (торговый знак «Билайн»), опубликованного в феврале 2007 г. на деловом портале «Красноярск.Биз.»: «…в канун нового года по китайскому календарю тарифные предложения «Билайн» были переведены на китайский язык специально для многочисленных представителей китайской диаспоры, проживающих в Красноярском крае… Мы стараемся сделать услуги сети «Билайн» еще более доступными для наших абонентов. Тарифные предложения, переведенные на иероглифы, помогут разобраться и выбрать каждому человеку оптимальный вариант использования услуг сотовой связи. Для нашей Компании это не первый опыт взаимодействия с диаспорами. Так, в 2005 году был переведен на китайский ряд предложений для южноуральского китайского культурного центра. Эта практика будет продолжена».12 Такой маркетинговый ход получил со стороны его инициатора вполне логичное объяснение: «На территории Красноярского края, только по данным управления федеральной миграционной службы России по Красноярскому краю в 2006 году было зарегистрировано более 6 тысяч представителей китайской национальности».13. В конце прошлого года, стало известно, что в России уже с 2014 года начнет работать специальный мобильный оператор для мигрантов из Средней Азии. Идея проекта принадлежит компании «Межрегиональный транзит телеком» (МТТ). Авиаперелеты. Значительный коммерческий интерес мигранты представляют и для авиакомпаний. Об этом убедительно свидетельствует тот факт, что на прошлогоднем заседании межведомственной комиссии при Министерстве транспорта, распределяющей маршруты международных рейсов между перевозчиками, были одобрены 52 допуска на полеты из российских городов в Среднюю Азию. Для сравнения, в остальные страны — их 21 — было подано 60 заявок на организацию авиасообщения. Почти половина всех направленных заявок пришлась на три страны — Киргизию, Узбекистан и Таджикистан. Самые популярные направления — Бишкек и Ош (Киргизия), Худжанд (Таджикистан) и Фергана (Узбекистан).14. С одной стороны наблюдается рост количества рейсов в городах, давно обслуживающих мигрантов, с другой стороны – в последнее время рейсы по маршрутам Средней Азии появляются в российских городах, из которых ранее не было полетов данном направлении. В прошлом году о своих планах об организации перелетов в Среднюю Азию заявили представители авиаиндустрии Томска. По мнению гендиректора ООО «Аэропорт «Томск»», страны Средней Азии являются одним из самых востребованных направлений авиаперелетов из Томска.15. Аналогичным образом, в конце прошлого года представители аэропорта г. Воронежа также заявили о запуске новых маршрутов – в страны Средней Азии и Кавказа.16. По данным таможни г. Красноярска, по итогам прошлого года, вследствие увеличения загрузки существующих рейсов и введения новых направлений полетов, пассажиропоток в Узбекистан вырос на 14%, а в Азербайджан – на 19%.17. По итогам августа 2007 года в аэропорту “Пулково” пассажиропоток в направлении Таджикистана увеличился на 58%, Кыргызстана — на 47%, Узбекистана — на 34%, Азербайджана — на 28%, Армении — на 17%18 и т. д. Согласно авиа-статистике города Екатеринбурга, только в аэропорту «Кольцово» всего за один 2008 год было зарегистрировано прибытие 51,7 тысяч граждан Таджикистана, а в 2011 г. численность мигрантов из этой же страны составила 47,2 тысячи человек. Подчеркнем, что речь идет лишь о годовом интервале и о численности мигрантов из Таджикистана, прибывших лишь в один из 83 субъектов Российской Федерации. Впрочем, аэропорты России остаются притягательными местами не только для мигрантов из Средней Азии и Закавказья, но также для приезжих из Украины, Молдавии, Белоруссии и др. государств. Так, по данным молдавских СМИ, доля пассажиров, отправившихся из Кишинева в столицу России, составила 30,75% от общего пассажирооборота, обогнав по популярности с большим отрывом другие направления – Стамбул (10,9%), Мюнхен (6,77%), Вена (5,67%), Бухарест (4,73%). Кроме того, по состоянию на октябрь 2013 г. Москва (+23%) и Санкт-Петербург (+35,9%) вошли в число направлений, по которым наблюдался наибольший прирост пассажиропотока.19. Причем мигранты представляют привлекательную целевую группу не только для российских авиакомпаний. В последние годы на этом рынке очень активно работают перевозчики из Казахстана и Украины. Денежные переводы, банковские услуги. Не менее чутко на изменения в целевой аудитории, в т.ч. на трансформации в этническом составе населения, реагируют операторы по переводу денежных средств. Уже в 2003 г. известная международная платежная система WesternUnion, вслед за действиями своих прямых конкурентов, объявила о введении новых тарифов для коридора Россия–Китай. Шкала тарифов была упрощена, а диапазон – расширен. При этом в некоторых диапазонах снижение оказалось весьма существенным – до 45%. Комментируя это решение президент «Вестерн Юнион ДП Восток» Курт Маркс заявил следующее: «Переводы между Россией и Китаем – это один из коридоров, имеющих значительный потенциал роста. Количество мигрантов из КНР в Россию постоянно увеличивается, и, по нашим данным, потребность китайских мигрантов в переводе денег крайне высока. В России проживает более 1 млн. китайцев, большей части которых необходимо пересылать деньги оставшимся на родине родственникам. Так, за девять месяцев этого года, с января по сентябрь, рост числа транзакций в коридоре Россия–Китай превысил 70%».20. Впрочем, Китай не является основным адресатом денежных средств, отправляемых мигрантами из России. По ежегодным суммам денежных переводов, осуществляемых физическими лицами, лидируют постсоветские государства Средней Азии и Украина. В настоящее время на рынке данных услуг существует множество специальных предложений для мигрантов из стран Закавказья, Средней Азии, Украины и т.д. Однако популярность денежных переводов является позитивным обстоятельством лишь для компаний, предоставляющих соответствующий сервис. В целом же для российской экономики массовая миграция сопряжена с многомиллиардным денежным оттоком из России. Несмотря на многочисленные заверения либеральных экспертов и представителей бизнеса о полезности миграции, последняя все чаще становится предметом критического обсуждения. Именно в таком ключе, на наш взгляд, целесообразно рассматривать и последние данные Центрального Банка Российской Федерации о суммах трансграничных денежных переводов физических лиц. Международные финансовые организации и ряд российских банков уже давно проявляют особое внимание к мигрантам, предлагая приезжим свои услуги для перевода денежных средств в страну исхода. В настоящее время на этом рынке работают десятки крупных игроков федерального и международного уровня, соревнующиеся друг с другом за право предложить свои услуги миллионам мигрантов. Активные кампании по привлечению клиентов регулярно проходят в столичном метрополитене, салонах мобильной связи, в сети Интернет. Благодаря миграции, в России создана целая индустрия, содействующая многомиллиардному оттоку капитала из России. По данным Центрального Банка РФ, посредством денежных переводов, осуществленных физическими лицами, в 2013 г. из России было отправлено 23,59 млрд. долларов США. 22,36 или почти 95% от этой суммы составили переводы из России в страны СНГ, Грузию и Китай. За последние восемь лет (с 2006 по 2013 гг.) посредством трансграничных денежных трансфертов из России в указанные страны (СНГ, Грузия, Китай) было отправлено в общей сложности более 106 млрд. долларов. За рассматриваемый период произошел более чем четырехкратный рост годового объема денежных переводов: с 5,2 млрд в 2006 г. до 22,36 млрд. в 2013 г. Единственным исключением из тенденции увеличения годовых сумм денежного оттока за пределы России в приведенном восьмилетнем интервале стал кризисный 2009 г., в котором наблюдалось 28-процентное снижение общей суммы денежных переводов по отношению к 2008 г. Однако уже в 2010 г. восходящая динамика денежного оттока за пределы России была продолжена, а к 2011 г. сумма денежных переводов составила16,49 млрд. долларов, превысив данный показатель 2008 г. (13,76 млрд.) на 16,5 %. Среди стран назначения денежных трансфертов наибольший отток в 2013 г. наблюдался в Узбекистан (6,63 млрд.), Таджикистан (4,15 млрд.), на Украину (3,08 млрд.), Киргизию (2,08 млрд.), Армению (1,6 млрд.), Молдавию (1,26 млрд.), Азербайджан (1,23 млрд.). По итогам 2013 г. на эти семь стран пришлось 89,5% от общей суммы переводов в страны СНГ, Грузию и Китай. Переводы в две последние страны также составили значительные доли в суммарной утечке капитала: в Китай было отправлено 797 млн., в Грузию – 789 млн. долларов. Несмотря на столь значительные суммы, важно учитывать их неполноту. Одной из причин фрагментарности данных выступает тот факт, что в соответствующей базе Центрального Банка РФ учтены далеко не все операторы, действующие на этом рынке. Подсчет общей суммы денежных переводов осуществлялся на основе данных 19 операторов: Anelik, BLIZKO, CoinstarMoneyTransfer, Contact, InterExpress, Migom, MoneyGram, PrivatMoney, UNIStream, WesternUnion, АзияЭкспресс, АЛЛЮР, Блиц, Быстрая Почта, Золотая Корона, ЛИДЕР, Почта России, Faster, CaspianMoneyTransfer. При этом, как минимум, три крупных игрока, действующих на рынке трансграничных денежных операций (beGOm, МОПС и Русский стандарт), были проигнорированы. Не исключено, что в базу данных ЦБ РФ не попали и региональные компании, работающие на более узкую этническую аудиторию, чем операторы федерального уровня. По данным ЦБ РФ за 2012 г., денежные трансферты через системы денежных переводов составили лишь 43% совокупного объема трансграничных операций физических лиц, связанных с отправкой денежных средств за рубеж.21 Не секрет, что помимо систем денежных переводов существует немало альтернативных способов перевода денежных средств через многочисленные сервисы электронной коммерции, банковские карты и банковские счета. К сожалению, на сегодня не существует полноценного учета, включающего все способы перевода денежных средств за пределы России. Кроме того, следует учитывать, что значительная часть вывозимых денежных средств покидают Россию неофициальным путем. По результатам исследований профильных международных организаций, значительная часть мигрантов вообще не пересылает денег на родину. Многие мигранты перевозят их лично либо передают через третьих лиц. Согласно обследованию Международной организации труда (МОТ), денежные средства в страну исхода отправляют около половины мигрантов. По итогам похожего исследования Международной организации по миграции (МОМ), оказалось и вовсе – 35%. Особенно это характерно для крупнейших городов, где велика доля проживающих и работающих постоянно: в Санкт-Петербурге 86% мигрантов не отправляют деньги на родину.22. По данным ИА «Росбалт» на 2006 г., 60% от объема денежных переводов в Китай поступило, минуя официальные каналы.23. По обследованию Национальной статистической службы Армении, 40% денежных переводов поступали в Армению в виде банковских переводов, около 27,5% – через друзей/родственников, 18,3% – через операторов денежных переводов.24. Выводы азербайджанских исследователей тоже свидетельствуют о неполноте официальных данных. По мнению специалистов, не более 15-20% азербайджанцев в России используют для этих целей банки и почту. Как выяснилось, в данной этнической среде, помимо денежных переводов, активно практикуются такие формы неофициального «вывода» финансов как: пересылка через проводников поезда, родственников, друзей (знакомых), самовывоз, «хавала»25 (нелегальные системы денежных переводов, о которых будет подробнее идти речь в гл. 4 в контексте обсуждения этнической организованной преступности). Очевидно, что в условиях интенсивной миграции интерес к услугам финансового характера со стороны приезжих будет только возрастать. В свою очередь, бизнес будет и далее смотреть на приезжих, как на новый расширяющийся рынок, выступая своего рода лоббистом массовой инокультурной иммиграции. В итоге объем легального и нелегального оттока из страны, а с ним и криминальная составляющая этого процесса, будет продолжать расти. В июле 2013 года стало известно о намерениях двух российских банков (Русславбанк и Юниаструмбанк) предоставлять кредиты для трудовых мигрантов. Собственно в пилотном режиме данный сервис работает еще с 2012 г., но его запуск на массовую аудиторию ожидается в 2014 г.26. Таким образом, во многих сферах российского бизнеса маркетинговый фокус смещается в сторону приезжих. В погоне за освоением нового рынка российский бизнес становится активным лоббистом массовой иммиграции в Россию. Фактически мы становимся очевидцами построения параллельного мира в области товаров и услуг, который стремительно формируется благодаря массовости миграционных потоков. При этом и сами мигранты уже давно проявляют интерес ко многим отраслям российской экономики, входя в них не только на правах наемной рабочей силы, но также в качестве предпринимателей, собственников и инвесторов. Все это ведет к усилению иммигрантских сообществ, расширению возможностей этнического лоббирования, формирования мигрантами своего параллельного социума, разрушению сложившегося этнического баланса и культурной самобытности общества. 3. Последствия миграции в социальной сфере. 3.1. Образование. Прием в школу детей мигрантов сегодня осуществляется на основании предельно скромного пакета документов. Для получения среднего образования в России от родителей-иностранцев требуется: предъявить документы, удостоверяющие личность и медицинское состояние ребенка; написать заявление о приеме ребенка в школу; предоставить заверенные в установленном порядке копии документов, подтверждающих родство заявителя (или законность представления прав обучающегося) и подтверждающих право на пребывание в Российской Федерации. Дополнительным основанием для приема в школу, как правило, является наличие хотя бы трехмесячной регистрации. Однако, исходя из образовательной установки профильного ведомства на охват средним образованием всех без исключения детей, проживающих в Российской Федерации, администрация школы в дальнейшем не проверяет продления временной регистрации по месту пребывания. По данным Центра миграционных исследований, опубликованным Российской газетой в сентябре 2011 года, более 20% мигрантов – выходцев из Средней Азии – не владеют русским языком, 50% не могут самостоятельно заполнить простую анкету. Недавно УФМС по Республике Бурятия провело аналогичное исследование, которое показало: 36% мигрантов из Средней Азии не знают русского языка.27 По словам начальника управления содействия интеграции ФМС России Татьяны Бажан, в московских школах уже к 2011 г. насчитывалось 70 тысяч детей мигрантов28 и многие из них не владеют или владеют русским очень плохо. Именно по этой причине в 68 школах были организованы дополнительные занятия по русскому языку, но на них ходили только 417 ребят. Аналогичная ситуация характерна и для взрослых мигрантов. Так, в 2010 году на территории России при государственных и муниципальных учреждениях действовало 217 курсов русского языка, но воспользовались ими всего 5 тысяч 132 человека. В общественных и религиозных организациях работали 27 таких курсов, которые посещали 938 человек. Это при том, что ежегодно въезжают на территорию нашей страны несколько миллионов мигрантов.29. Иными словами, несмотря на плохое знание русского языка, мигранты и их дети, как правило, не стремятся выучить язык принимающей стороны. Возможной причиной низкой заинтересованности в языковой интеграции является наличие в центрах массового притяжения иммигрантов параллельного миграционного мира, в полной мере удовлетворяющего языковые и культурные потребности приезжих. Налицо ощущение самодостаточности и самоизоляции социального слоя мигрантов. Многих приезжих, судя по всему, устраивает знание ими и их детьми русского языка на уровне, достаточном для параллельного сосуществования с принимающим обществом без стремления к социальной включенности. Вместе с тем государственные усилия, направленные на обучение мигрантов и их детей русскому языку, с одной стороны, отвлекают внимание и создают дополнительную нагрузку на образовательные ресурсы, с другой – требуют дополнительного финансирования, которое вместо содействия интенсивному качественному росту образования будет направлено на достижение целей догоняющего развития. При этом, исходя из средней стоимости обучения, составляющей 120 000 рублей на одного школьника в год30, только в Москве обучение детей иностранных граждан уже сегодня требует 8,4 млрд. рублей. Еще одним примером финансовых издержек, связанных с миграцией, является реализация программы “Толерантность” в Санкт-Петербурге, рассчитанной до 2015 года. В рамках данной программы выделены дополнительные суммы на работу с детьми-мигрантами учителей начальных и средних классов. Также предусмотрены и специальные занятия русским языком для таких учеников.31. По мнению Ольги Синевой, доцента кафедры ЮНЕСКО «Международное (поликультурное) образование и интеграция детей мигрантов в школе», в Москве столько мигрантов, что обойти эту проблему невозможно: почти в каждом классе каждой школы есть хотя бы 1–2 человека «иноязычного происхождения», а иногда их количество составляет 30–40%. Они могут довольно свободно говорить по- русски, но школьная программа сложна, и необходима «тонкая настройка» их навыков, чтобы они могли с нею справляться. В то же время в российских школах существует проблема качественного обучения языку. Классы становятся разноязычными и разными по уровню знаний, и возникает необходимость дифференцировать обучение, приспосабливаясь к этой ситуации. Естественно, на учителя в таких условиях ложится большая нагрузка, и уже остро стоит вопрос о необходимости сохранения хорошего уровня языка у самих носителей, поскольку культура их речи снижается – вокруг всё меньше образцов правильной русской речи. В общеобразовательных школах возникает необходимость деления классов на подгруппы для обучения русскому языку так же, как и для обучения иностранному. Все преподаватели, которые обучают таких детей, проходят курсы повышения квалификации или переподготовки по методике преподавания РКИ, проводимые кафедрой ЮНЕСКО МИОО.32. Согласно недавнему исследованию, проведенному РОО «Центр миграционных исследований» по инициативе уполномоченного по правам человека г. Москвы, 35% москвичей считают проблемой совместное обучение своих детей и детей мигрантов. В школе чаще всего учатся дети выходцев из Азербайджана, Армении и Грузии (22,6%) и Северного Кавказа (11%). Школ, в которых были бы классы, где дети мигрантов составляют большинство, не выявлено. Среди проблем москвичи указывают, в частности, снижение качества обучения из-за плохого знания мигрантами русского языка, а также «ментальность» детей из республик Северного Кавказа, конфликты с их родителями и полную неспособность педагогического коллектива этому противостоять.33. Озабоченность многих родителей снижением качества школьного образования по мере возрастания числа учащихся-мигрантов имеет объективные основания. Ухудшение качества российского образования в местах массового присутствия детей-мигрантов имеет комплексную природу и объясняется целым рядом причин. К последним относятся: плохое или недостаточное знание русского языка, культурная дистанция, разные способности к адаптации в новую среду, отличие жизненных приоритетов в семьях детей-мигрантов и российских сверстников, культурный шок при переходе в другое социальное пространство, сложные условия жизни, противоречия между социальными ценностями, присущими стране исхода и стране приема и т.д. По мнению специалистов, школа, принявшая мигрантов, беженцев, вынужденных переселенцев должна быть готова к проявлению в их среде агрессии, отклоняющегося поведения, должна помочь снять «шок перехода» в новую культурную среду, адаптировать детей к изменяющимся условиям жизни, образования, социального окружения. Условно детей мигрантов можно разделить на три типа в зависимости от способов адаптации к новым жизненным установкам. Первый тип – дети русских, эмигрировавшие из горячих точек (способность к адаптации выражена лучше всего, однако социальное недоверие проявляется чаще всего в агрессивных формах поведения). Второй тип – дети других национальностей, хорошо владеющие русским языком, с повышенной способностью к социальной адаптации; доверие к себе у них выражено намного сильнее, чем доверие к социальному миру, который воспринимается как враждебный, однако открытую агрессию проявляют редко, недоверие выражено в виде лживости и хвастовства. Третий тип – дети других национальностей, недостаточно хорошо владеющие русским языком (выражение недоверия к себе, поиск опоры в учителях, стремление им понравиться, услужливость, ябедничество). Дети-мигранты, вынужденные переселенцы находятся в особенно трудных условиях: ребенок отличен от среды своего нового местонахождения своей культурой; он является, как правило, выходцем из малообеспеченных слоев общества, социально не защищен, не знает или плохо знает язык школьной системы, а также психологию, на которую язык опирается.34. Серьезность проблемы достигла того уровня, когда в Москве ее были вынуждены признать городские власти. Не так давно столичный департамент образования заявил об организации специальных курсов по изучению русского языка для детей мигрантов. «Такая работа ведется в течение уже нескольких лет, — говорит пресс-секретарь столичного Департамента образования Александр Гаврилов. — Определенное время назад мы столкнулись с проблемой незнания русского языка у школьников, приехавших в Москву из других регионов. По счастью, это не повальное явление. Создавать специальные курсы в каждой школе нет необходимости. Они организуются в масштабах района в зависимости от потребности, где-то больше, где-то меньше. Формирование подобных классов предусмотрено, в том числе, и в программе развития образования на 2012—2016 годы».35. Присутствие мигрантов в системе образования, как внешних, так и внутренних, приезжающих из российских регионов с выраженной культурной спецификой, создает высокий конфликтный потенциал в учреждениях среднего и высшего образования. Причем рост числа конфликтов происходит не только между мигрантами и коренными жителями, но и среди мигрантов разных национальностей. Очень часто предпосылками для таких конфликтов становятся политические и исторические противоречия между определенными народами. В качестве примеров, можно привести массовую драку между азербайджанцами и армянами в Российском университете дружбы народов (2007 г.) и драку между ингушами и осетинами в Российском государственном социальном университете (2011 г.). Схожий массовый инцидент произошел в 2007 г. в РГУ нефти и газа между казахами и чеченцами. Примечательно, что известие о драке в Москве между казахскими и чеченскими студентами появилось спустя несколько дней после чечено-казахских столкновений в Алма-Атинской области. Происшествия менее масштабного характера происходят во многих российских вузах почти ежедневно. Анализ «диаспорального» сегмента социальных сетей показывает, что студенческие сообщества, состоящие из мигрантов, очень часто выступают источником формирования радикальной антироссийской идеологии для новоприбывших студентов из регионов Северного Кавказа, республик Закавказья и стран Средней Азии. Учреждения высшего образования порой становятся местами проявления самобытности, не вписывающейся в образовательное пространство ни с правовой, ни с культурной точки зрения. В 2012 – 2013 гг. ректоры вузов Тюмени и МГМУ им. Сеченова, защищая светскую атмосферу российского образования, были вынуждены выступить против совершения в университетах намаза. В РГУ нефти и газа, по свидетельству очевидцев, распространена практика совершения намаза, что делает почти невозможным передвижение по нулевому этажу, где ежедневно совершается религиозный ритуал. Сказанное позволяет сделать вполне определенный вывод о возрастающей угрозе массовой миграции применительно к сфере образования. Сохранение массового присутствия внешних и внутренних мигрантов (приезжающих из российских регионов с выраженной культурной спецификой) в образовательной среде будет, с одной стороны, увеличивать непродуктивные расходы на систему образования, препятствуя ее эффективному развитию, с другой – провоцировать многочисленные конфликты и рост межнациональной напряженности. Нельзя игнорировать демографические диспропорции между российским населением, в регионах принимающих мигрантов, и странами/регионами их происхождения. В то время как для России прогнозируется сокращение численности детских и молодых контингентов, для регионов Северного Кавказа и стран Средней Азии, наоборот, в ближайшее время ожидается дальнейший рост детей, подростков и молодежи. В качестве ответа на беспрецедентный «миграционный вызов» в системе российского образования должны быть безотлагательно рассмотрены конкретные шаги по эффективному решению вышеописанных проблем. Одним из них могла бы стать организация специальных классов для детей-мигрантов по критериям социальной включенности в принимающее общество и владения русским языком, безотносительно к наличию или отсутствию у родителей российского гражданства. Образовательный процесс в таких классах должен быть усилен комплексным нравственно-воспитательным компонентом, направленным на скорейшее приобщение детей и подростков к русской культуре и формированию у них российской идентичности, а формирование коллектива учащихся должно строиться по принципу национального разнообразия детей мигрантов с недопущением появления моноэтнических классов. В целях снижения колоссальной финансовой нагрузки, для детей родителей-иностранцев целесообразно вводить платное обучение, стоимость которого могла бы снижаться в зависимости от успеваемости учащегося. Независимо от возраста школьника необходимо, в случае недостаточного владения русским языком и низкой степени адаптации к российской реальности, предусмотреть прохождение платных подготовительных курсов перед зачислением в школу и другие образовательные учреждения Российской Федерации. В данном случае, как и при обучении в средней школе, крайне важно использовать потенциал национально-культурных организаций и бизнес-структур, принадлежащих мигрантам, в целях финансовой, информационной и прочей поддержки своих соотечественников. Например, помощь диаспоральных, национально-культурных и коммерческих организаций может быть оказана малообеспеченным родителям для оплаты подготовительных курсов, закупки учебников и оплаты школьного образования для детей-иностранцев. 2.2. Здравоохранение. Присутствие мигрантов в российских регионах увеличивает нагрузку на ресурсы здравоохранения. В большей степени такая проблема актуальна для крупных городов, принимающих миллионы приезжих из стран СНГ и других государств, но в конечном счете страдают все российские граждане, являющиеся потенциальными получателями услуг российского здравоохранения. Отдельным вызовом для системы здравоохранения России является эксплуатация мигрантами родильной инфраструктуры. Начальник организации медицинской помощи матерям и детям Департамента здравоохранения Москвы И. Калиновская приводит данные, по которым «от 600 до 800 детей ежемесячно рождаются у жительниц ближнего и дальнего зарубежья в московских роддомах» – то есть практически треть всех новорожденных в столице – дети мигрантов. Хотя их матери не имеют полисов медицинского страхования, врачи отказать пациенткам, поступившим по «скорой», не имеют права и обслуживают их бесплатно (в то время как в Узбекистане, Таджикистане, Киргизии медицина фактически платная). Кстати, около 400 детей мигрантов только в Москве ежегодно остаются в детских домах. По данным Департамента здравоохранения города Москвы (ДЗМ), в последние годы количество иногородних и иностранок, рожающих в столице, стремительно растет. Конечно, растет и общая рождаемость (например, в 2005 г. в городе принято 90 739 родов, в 2011г. — 124 662, а в 2012 г. – 134 881). Однако рожающих в Москве иностранок также становится больше, что во многом и определяет нынешний подъем абсолютных чисел рождаемости. По данным отдела по госпитализации иногородних и иностранных граждан ДЗМ, с 2005 по 2011 годы количество пациенток из других городов и стран, получивших помощь в московских стационарах по профилю «акушерство и гинекология», увеличилось на 60%. Значительная часть иностранных граждан поступают в родильные дома по скорой помощи. Национальный состав рожениц из СНГ за последнее время тоже серьезно изменился: если в 2005 году преобладали граждане Азербайджана и Украины, то в 2011 году — выходцы из Киргизии, Азербайджана, Таджикистана и Украины. Сегодня «неместных» в Москве в среднем 32% от общего числа рожающих, однако в некоторых клиниках — существенно больше. К примеру, в родильном отделении инфекционной больницы № 36 из 45 рожениц — 30 мигранты. По утверждению главного специалиста по инфекционным болезням столицы Николая Малышева, в акушерском отделении инфекционной больницы №1, которую он возглавляет, 40% рожениц составляют приезжие, в основном мигранты из Средней Азии.36 В столице, как и по России в целом, медицинская помощь оказывается всем, однако у беременных с иностранным гражданством порой отсутствуют необходимые документы: медицинские карты, полисы, страховки. С рядом государств отсутствует необходимая договорная база, которая позволила бы компенсировать расходы российского бюджета. Очевидно, что подобная «благотворительность» в отечественном здравоохранении чревата недофинансированием услуг для целевой группы (российских граждан), колоссальной нагрузкой на здравоохранные ресурсы, снижением качества медицинских услуг. Только 13% мигрантов, опрошенных в рамках специального проекта РОО «Центр миграционных исследований», имели полис ДМС, а полисы ОМС есть только у тех, кто имеет разрешение на временное пребывание или вид на жительство в России. При этом 28% москвичей связывают с гастарбайтерами распространение антисанитарии и болезней.37. По данным первого заместителя председателя Комитета Госдумы по делам национальностей Михаила Старшинова, только в роддомах Московской обл. до 18 тыс. родов в год приходится на гражданок стран СНГ. Одни роды обходятся бюджету в 20-22 тыс. руб.38 По самым скромным подсчетам только в Подмосковье из российского бюджета на роды мигрантов расходуется 360 000 000 рублей. Наличие проблемы признают и в других регионах. В октябре прошлого года директор территориального фонда медицинского страхования Тюменской области Татьяна Чирятьева в ответ на обеспокоенность депутатов местного законодательного собрания была вынуждена признать, что на медицинское обслуживание тратится порядка 5 млн. рублей. «…По закону мы не имеем права отказать в оказании медицинской помощи. Сумма растет, и с каждым годом будет увеличиваться» – заявила госпожа Чирятьева.39 Очевидно, что в масштабах страны эти расходы исчисляются миллиардами рублей. Таким образом, приток мигрантов из Средней Азии стал причиной резкого увеличения нагрузки на систему здравоохранения. Согласно нормам российского законодательства, правом на получение полиса медицинского страхования обладают, помимо граждан РФ, иностранные граждане постоянного и временного проживания: у первых должен быть вид на жительство, у вторых – разрешение от ФМС находиться в России не менее трех лет. Остальные категории иностранных граждан должны оплачивать любое лечение самостоятельно, однако у них есть доступ к услугам «Скорой помощи», которая по закону обязана лечить любого пациента. В результате сегодня в Подмосковье около 50% клиентов «Скорой» составляют мигранты, хотя за выезды к гастарбайтерам врачи не получают ни копейки, притом что зарплата персонала службы «03» наполовину зависит от числа обслуженных граждан, имеющих страховку и отчисляющих средства в Фонд обязательного медицинского страхования. Другой проблемой стало то, что уроженки азиатских стран бывшего СССР приезжают рожать в Москву: так, в 2011 году 9,6% детей появились в семьях, где один или оба родителя являлись иностранцами.40 Доступ к более качественному здравоохранению и социальным благам является для многих мигрантов дополнительным соблазном, мотивирующим к переезду в Россию целыми семьями и получению всеми правдами и неправдами российского гражданства. По данным, приведенным главой ФМС России Константином Ромодановским, с 2002 по 2013 годы российское гражданство приобрели 2,5 млн граждан СНГ, причем 2/3 из них являются представителями титульных национальностей этих стран. Стоит отметить еще один важнейший момент, который часто игнорируется чиновниками и исследователями миграции. Есть веские основания считать официальные цифры, демонстрирующие количественные параметры миграционной нагрузки на систему здравоохранения, далекими от реальности в силу недоучета практики нелегального оказания медицинских услуг. Для многих мигрантов характерно обращение за помощью к «своим» – землякам или специалистам, вызывающим доверие у конкретной этнической общины. К примеру, в этнических сообществах очень распространена практика лечения мигрантов по полису своих земляков (соотечественников), получивших российское гражданство. Кроме того, сам принцип существования миграционных сетей, предполагает образование самодостаточного «мини-государства», нацеленного на укрепление своих возможностей не только в экономической, но также в социальной и прочих сферах. Рано или поздно для любой этнической общины, где бы она ни проживала, возникают вопросы натурализации своих членов, их лечения, образования, удовлетворения религиозных потребностей, коммерческой поддержки, правовой и силовой защиты и т.д. Схемы выживания предполагают разные стратегии, включая содействие в появлении «своих» кадров во всех интересующих сферах социальной жизни либо удовлетворение существующих потребностей, в том числе медицинских, неофициальным путем через лояльных «чужих» (в этническом смысле). К сожалению, система здравоохранения РФ так же подвержена коррупции, как и система образования или правоохранительная система. Все чаще сами мигранты становятся в России врачами различной специализации. Некоторые мигранты, будучи дипломированными врачами, едут в Россию именно с этой целью, еще часть из них претендует на медицинские вакансии после получения профильного образования в российских вузах. Все они образуют многочисленную армию медперсонала, охотно оказывающего соответствующую помощь своим родным, знакомым, соотечественникам. Наличие этнических групп с ярко выраженными признаками «землячеств», характерно не только для российской (а в прошлом для советской) армии, но и для отраслей экономики, народного хозяйства, а также системы образования и здравоохранения. Неотъемлемой частью присутствия вчерашних мигрантов в любой сфере социальной жизни является этническое лоббирование трудоустройства и продвижения «своих». Особенно это характерно для выходцев из стран Закавказья и Средней Азии. Почти год назад российские СМИ писали о постепенном проникновении мигрантов в некоторые ниши столичного здравоохранения. Так, в московской станции скорой и неотложной медицинской помощи (ССиНМП) им. А.С. Пучкова около 300 санитаров получили уведомления о предстоящем увольнении. Как сообщалось в СМИ, их рабочие места подлежали сокращению, а обязанности передавались сотрудникам коммерческих клининговых компаний (уборка и чистка, от англ. clean – чистый, чистить). Соответствующий приказ вышел 9 апреля 2013 года. Руководство ССиНМП утвердило новое штатное расписание, в котором санитарам места не нашлось. Все эти сотрудники с опытом работы и медицинским образованием были фактически выброшены на улицу в угоду мигрантам из Средней Азии, составляющим контингент «чистящих» компаний.41. Особое внимание в российском здравоохранном контексте привлекает социальная несправедливость, создаваемая нынешним миграционным законодательством. Как известно, предприниматели, нанимающие мигрантов, платят подоходный налог, который зависит от статуса мигранта. Иностранный работник, находящийся на территории Российской Федерации меньше 183 дней, считается нерезидентом, поэтому работодатели должны отчислять в бюджет 30% доходов своего наемного работника. После того, как работник пробыл на территории России более 183 дней, он получает статус резидента и с его доходов работодатель уплачивает лишь 13%, более того, ему возвращают 17% из уплаченных 30% налога ранее. При этом работодатель, нанимающий мигранта, не должен осуществлять отчислений во внебюджетные фонды. Согласно поправкам в Трудовой кодекс РФ, предложенным Правительством в ноябре 2013 года, мигрант, работающий в рамках разрешения на работу или трудового патента, обязан приобрести страховой полис, страхующий от несчастного случая и основных заболеваний. Его стоимость невелика и составляет порядка 10 – 12 тысяч рублей в год, что несопоставимо с социальными платежами гражданина РФ в размере 30% (который, кроме того, так же, как и мигрант, платит 13% подоходного налога).42. В этой связи можно с уверенностью говорить о неравенстве условий конкуренции граждан РФ и мигрантов на отечественном рынке труда. Приезжие выигрывают не только за счет более низких притязаний по заработной плате, но и за счет того, что на плечи руководства нанимающих их компаний не ложатся обязательства по выплате «социальных» налогов.43. Вместе с тем, необходимость учета миграционной нагрузки на социальную сферу отмечают даже в Профсоюзе трудящихся мигрантов. В своем недавнем интервью газете «Аргументы и факты» Ренат Каримов, председатель ЦК Профсоюза трудящихся мигрантов заявил следующее: «..Патент обязательно нужно распространить и на работу на юрлиц. И включить туда расходы на социалку. Сегодня такой документ стоит 1216 руб. в месяц. В больших городах его цену вполне можно поднять до 3000-3500 руб. Это почти 13% от средней зарплаты по стране – такой налог платят физлица – граждане России. Только надо, чтобы средства эти имели целевое использование – их распределяли между больницами, школами, детсадами».44. Однако перечень миграционных угроз, связанных с медициной, не ограничивается ростом нагрузки на здравоохранные ресурсы. Гораздо печальнее тот факт, что мигранты из целого ряда стран являются прямым источником различных болезней. Страны, располагающиеся к югу от Казахстана, в советское время вышли из архаики, но после краха Союза очень быстро погрузились в нее вновь. Подтверждается это тем фактом, что в государствах Средней Азии широко распространены тяжелые инфекционные заболевания: по данным Всемирной организации здравоохранения, в 2011 году в пяти среднеазиатских странах бывшего СССР число новых случаев ВИЧ-инфекции в 14 раз превысило показатель 2000 года; там также наблюдается высокий уровень распространенности гепатита C и туберкулеза с множественной лекарственной устойчивостью.45. 12 мая 2014 года на конференции, посвященной проблеме ВИЧ/СПИДА, помощник премьер-министра РФ Геннадий Онищенко обнародовал весьма тревожные данные. В своем выступлении бывший главный санитарный врач РФ отметил наличие значительного вклада в ВИЧ-ситуацию, исходящего от широкомасштабных миграционных процессов. Также господин Онищенко добавил, что из 10 млн мигрантов, находящихся в РФ, только 1,5 млн ежегодно проходят медицинское освидетельствование. Остается лишь уточнить, что реальная численность мигрантов в РФ значительно превышает 10 млн. человек. Около 14% трудовых мигрантов болеют опасными инфекционными заболеваниями – такую статистику за прошлый год приводит Всеволод Храмцов, глава медицинского диагностического центра «Специальный», работающий с эпидемиологически опасным контингентом. Особую тревогу, по его словам, вызывает туберкулез. Если смертность от этого заболевания среди россиян достигает около 12 человек на 100 тыс. населения, то в странах Средней Азии эти показатели превышают 44 человека.46. В 2012 году проблеме влияния внешней миграции на эпидемиологическую обстановку в столице было посвящено специальное заседание Общественного консультативного совета при УФМС России по Москве. Во время мероприятия специалистами сообщалось, что страдающих такими опасными инфекционными заболеваниями, как туберкулез, СПИД, сифилис, гепатит, среди приезжих в несколько раз больше, чем среди москвичей. Однако реальных данных о состоянии их здоровья почти нет: диагнозы выясняются, в основном, когда иностранцы попадают в наши стационары во время обследований. Но и это не гарантия их дальнейшего лечения, так как к врачам они не ходят, а по указанным адресам зачастую не живут. Многие мигранты боятся проходить повторное обследование и покупают поддельные медицинские книжки (по экспертным оценкам, 20–30% медицинских книжек в Москве — подделки). Сотни диагнозов по туберкулезу и другим заболеваниям мигрантам ставятся вне больницы, зачастую после смерти, у многих болезнь развивается и приводит к летальному исходу в течение года. Это ведет к заражению многих людей, с которыми больные вступают в контакт. Сегодня иностранные рабочие, въезжающие в РФ в безвизовом режиме, не обязаны представлять справку о своем здоровье сразу после появления в стране и могут не проходить медицинское обследование, находясь в поисках работы до 90 суток. И это при том, что, по экспертным оценкам, каждый седьмой из них болен различными инфекционными болезнями, а около 3% — туберкулезом. Если временный трудовой мигрант получает право на работу в Москве по патенту (что предполагает работу ремонтниками, нянями и пр.), он теряет право на бесплатную медицинскую помощь, если не приобретает медицинский полис сам. Именно таким людям нередко оказывают помощь по экстренным вызовам за счет средств столичного бюджета. По мнению упомянутого выше Всеволода Храмцова, при сохранении текущих темпов к 2020 году мы будем тратить на лечение мигрантов 20% бюджета, выделенного на здравоохранение; число поддельных документов дойдет скоро до 60%, а заболеваемость среди мигрантов в 20–30 раз превысит среднероссийскую.47. Приобретение медицинских книжек стало обыденной процедурой для иностранных граждан. При запросе «медицинские книжки» в двух наиболее популярных поисковых интернет-системах Яндекс и Google количество ответов достигает 2 млн. и 1,6 млн. ответов, соответственно. Судя по обилию контекстной (платной) рекламы в данном интернет-сегменте наблюдается высокая конкуренция медицинских центров в стремлении привлечь клиентов. В данном случае речь идет о коммерческом конвейере, действующем с нарушением установленных правил и игнорирующем эпидемиологические угрозы. Таким образом, приведенные факты ярко свидетельствуют о наличии «миграционной проблемы» в сфере медицинских услуг. В перспективе такая ситуация чревата увеличением двойного пресса на отечественную систему здравоохранения, когда, с одной стороны, спрос на медицинские услуги по мере старения населения48 будет возрастать у растущих контингентов пожилых россиян, а с другой – в случае сохранения массовой миграции и замещения убыли коренного населения приезжими, давление на ресурсы здравоохранения будет возрастать еще и со стороны мигрантов. Причем, многие из них, приобретая гражданство РФ, будут претендовать на диагностику и лечение на вполне законных правах. В условиях массовой миграции рост социальной нагрузки на российское здравоохранение будет сопровождаться ухудшением эпидемиологической обстановки, а значит, ухудшением общественного здоровья. Стратегическим решением возникших трудностей может выступать исключительно снижение объемов внешней миграции на территорию Российской Федерации. Однако на данном этапе обязанность контроля за состоянием здоровья мигрантов должна быть возложена, в том числе на работодателя, который в случае халатного отношения к данной обязанности должен нести неотвратимую ответственность. Процедура диагностики состояния здоровья иностранных граждан, въезжающих в Россию, должна быть двухэтапной – непосредственно перед отъездом еще в стране исхода, а затем в России – по месту временного проживания. Очень важно, чтобы процедуры медицинского обследования предполагали контрольную независимую экспертизу со стороны государственных медицинских организаций. Кроме того, в первый год проживания мигранта в России целесообразно проводить несколько повторных медицинских обследований в разных медицинских организациях. Необходимым условием охраны общественного здоровья и минимизации рисков, связанных с массовой миграцией, является ужесточение ответственности как коммерческих, так и государственных медицинских организацией за выдачу медицинской документации. В целях снижения финансовой нагрузки на отечественную систему здравоохранения необходимо дополнить правила пересечения границы положением, обязывающим мигранта приобретать страховой полис, включающий возможные медицинские риски. В случае трудоустройства обязанность наличия медицинских полисов должна возлагаться на работодателя, который в случае нарушений подвергается крупным штрафам. Для мигрантов, осуществляющих трудовую деятельность на основе патента, возможные расходы на здравоохранение должны включаться в стоимость патента. Принципиальным условием наведения элементарного порядка в данной сфере и восстановления социальной справедливости является приведение объема и доли отчислений работодателей, использующих иностранную рабочую силу, в соответствие с отчислениями, осуществляемыми в пользу граждан РФ. 4. Рост конфликтного потенциала и криминогенные последствия миграции. 4.1. Социальное отторжение миграции. Важнейшим фактором и одновременно индикатором интеграции иностранных граждан в социум принимающей страны является отношение к ним коренных жителей. Однако именно этот показатель неуклонно меняется в России в худшую сторону. Об этом убедительно свидетельствуют, с одной стороны – социологические опросы, с другой – распространенная практика новых социальных табу. Одной из характерных реакций на массовую инокультурную миграцию, как внешнюю, так и внутреннюю, является практика запретов на посещение досуговых заведений выходцами из некоторых постсоветских стран и регионов РФ. Если в 2001 г. в Москве существовало лишь одно развлекательное заведение, куда не пускали «лиц кавказской национальности», то сейчас подобный фейс- контроль имеет массовую практику не только в местах досуга российской столицы, но и в других регионах. Сегодня гласный или негласный запрет на вход кавказцев в ночные клубы, бары и другие заведения практикуется во многих местах досуга Москвы, Орла, Санкт-Петербурга, Саратова, Твери и даже Якутска. Как правило, в качестве оправдательного мотива такого запрета приводятся поведенческие особенности мигрантов и забота об их безопасности.49 Именно массовая миграция становится катализатором социальной изоляции как со стороны самих мигрантов, так и со стороны недовольных коренных жителей. Согласно опросу, проведенному Фондом «Общественное Мнение», отношение россиян к мигрантам, прибывающим из постсоветских государств, является отрицательным. Определенные исключения наблюдаются лишь в отношении приезжих из Украины и Молдавии. Так, на вопрос об отношении респондента к проживанию по соседству с семьей украинских мигрантов, 48% опрошенных ответили положительно, 34% выразили безразличие и лишь 15% высказали отрицательное отношение. В то же время, к приезжей семье мигрантов из Молдавии положительно отнеслись бы 36%, безразлично — 34%, отрицательно — 25 %; из Закавказья (азербайджанцев, армян, грузин) — 19%, 24% и 53%; с Северного Кавказа (дагестанцев, чеченцев, черкесов) — 14%, 20% и 60%; из Средней Азии (киргизов, узбеков, таджиков) — 16%, 23% и 56%; из Юго-Восточной Азии (китайцев, вьетнамцев, корейцев) – 14%, 23% и 56%, соответственно.50. Показательно, что самая высокая доля отрицательных ответов в отношении всех вышеуказанных групп мигрантов была получена в регионах с наибольшей концентрацией приезжих – Москве и Ленинградской области. Кроме того, наибольшее неприятие миграции, в первую очередь инокультурной, продемонстрировали русские, составляющие большинство населения Российской Федерации. Согласно результатам социологического исследования Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), россияне считают, что иммигранты несут с собой больше проблем, чем блага для принимающей страны. Большое количество приезжих из других стран – это, по мнению опрошенных, отрицательное явление для страны (74%), причем за последние пять лет сторонников такого мнения стало значительно больше (68%). Этой позиции придерживаются, прежде всего, москвичи и петербуржцы (84%), которые проживают в зонах наиболее интенсивной внешней миграции. По данным ВЦИОМ, иммиграция у россиян часто ассоциируется с отрицательными последствиями: в первую очередь, с ростом преступности, коррупции (65% опрошенных считают, что иммигранты усиливают эти проблемы) и повышением конкуренции на рынке труда (56%).51. Россияне все чаще призывают ужесточить законы об иммиграции (53%) – по сравнению с 2005 годом, таких респондентов стало больше (восемь лет назад их было 40%). Еще 10% полагают, что приток приезжих следует полностью остановить. За смягчение иммиграционного законодательства респонденты выступают существенно реже: только 6% предлагают облегчить порядок въезда в страну, 5% – отменить законы об иммиграции (в 2005 году – 14 и 8%, соответственно). По мнению более чем половины опрошенных (57%), необходимо ужесточить законы для пресечения потока мигрантов в Россию из республик СНГ, стран Юга и Юго-Востока (в 2004 году такого мнения придерживались 44%). Это мнение характерно для москвичей и петербуржцев (71%) и жителей других городов-миллионников (68%).52. Параллельно с ростом социального недовольства в отношении иммиграции наблюдается и нарастание обеспокоенности россиян в связи с ухудшением межнациональных отношений. Половина наших сограждан (49%) обеспокоена ростом напряженности и нетерпимости в сфере межнациональных отношений. Особенно скептически по этому поводу настроены жители Москвы и Санкт – Петербурга (64%). В 2013 году оценка была более негативной, нежели в предыдущие годы (для сравнения, в 2006 году так считали 36% респондентов).53. По итогам специального исследования Левада-Центра, 73% опрошенных россиян высказались за выдворение иммигрантов из стран «ближнего зарубежья» за пределы России. С 2006 года число сторонников такого подхода выросло на 20%. За то же период доля тех россиян, кто считает, что надо «легализовать их и помогать получить работу и ассимилироваться в России» сократилась более чем в два раза – с 31% в ноябре 2006 г. до 15% в октябре 2013 г.54. Весьма тревожным симптомом представляется констатация респондентами межнациональной напряженности. На вопрос «Ощущается ли сейчас в том городе, районе, где выживете, межнациональная напряженность?» – 43% опрошенных дали утвердительный ответ. Для сравнения, в ноябре 2005 года доля таких ответов составляла всего 26%. Аналогичная доля респондентов, которые знают о прошлогодних событиях в районе Бирюлево, полагают, что подобные события могут произойти в месте их проживания55. По данным Левада-Центра, из года в год растет доля россиян, рассматривающих «наплыв приезжих, мигрантов» в качестве самых острых проблем нашего общества. С 2006 по 2014 гг. доля таких респондентов увеличилась более чем в два раза – с 11 до 23%.56 Характерно, что в течение указанного периода наиболее низкий процент (8 – 10%), отметивших проблему мигрантов в качестве самой острой, наблюдался в период заметного оттока мигрантов вследствие экономического кризиса. По данным Исследовательского центра портала Superjob.ru, 81% москвичей поддерживают требования жителей Бирюлево, а 41% из них одобряют и методы, которыми они действовали. И только 3% москвичей против требований жителей Бирюлево.57. Согласно результатам еще одного опроса, проведенного Исследовательским центром портала Superjob.ru, большинство работающих россиян выступает за ограничение въезда иностранцев в Россию и считает, что иммиграция приносит нашей стране намного больше вреда, нежели пользы. Из итогов исследования следует, что среди россиян растут неприязненные чувства к иммигрантам. Шесть лет назад их приезд считали благом для российской экономики 17%, сейчас – почти втрое меньше (6%). С 29 до 36% выросло число россиян, обвиняющих иммигрантов в том, что они создают конкуренцию на рынке труда и «отнимают» работу у коренных жителей. При этом аргументы в пользу привлечения граждан из-за рубежа «работают» все хуже. Почти втрое (с 15% до 6%) уменьшилось число россиян, которые связывают с приездом иностранцев приток новых идей и развитие культуры. Раньше каждый десятый надеялся, что иммигранты помогут решить демографические проблемы, сейчас так полагают лишь 4%. Кроме того, если в прежние годы почти половина (49%) уповали на то, что иммигранты восполнят нехватку рабочих рук на непрестижной и малооплачиваемой работе, то сейчас так думают только 28%. Больше половины (52%) россиян уверено в том, что иммигранты повышают уровень преступности и коррупции, «приезжают, чтобы нарушать законы, убивать и грабить». В 2007 году такого мнения придерживалась лишь треть (34%) опрошенных.58. Таким образом, все без исключения ведущие социологические службы отмечают рост неприязни по отношению к иммигрантам среди российских граждан и радикальное ухудшение межнациональных отношений. Подчеркнем, что социологические службы не просто фиксируют критическое отношение к иммиграции, но отмечают неуклонный рост числа недовольных респондентов. Тема иммиграции и связанных с ней последствий становится одним из основных мотивов протестной активности. 4.2. Нарастание протестной активности в связи с этнической миграцией. Реакция общества на криминальную среду внешних и внутренних мигрантов нарастает не только в сфере «общественного мнения», но и в практической плоскости. Население стало более активным в плане самоорганизации, работы со СМИ, использования механизмов социальных коммуникаций (социальные сети, видеохостинги и т.д.), причем эта активность выходит далеко за пределы «националистического» идейного сектора. Наиболее резонансными (с точки зрения освещения в СМИ) событиями такого рода за последнее время можно назвать акции протеста местного населения в г. Пугачеве Саратовской области (июнь-июль 2013 г.), в районе Бирюлево г.Москвы в ноябре 2013 г., в г. Пушкино Московской области в апреле 2014 г. Эти и подобные им события происходили по схожему алгоритму: бытовое преступление, совершенное мигрантом из Средней Азии, Южного Кавказа или же выходцем с Северного Кавказа, обычно становится катализатором акции протеста населения против нетерпимой ситуации, которая, по сути, создана главенствующей (в данной территориальной среде) криминальной этнической общиной, ведущей активную экономическую деятельность. Ситуация в Бирюлево, Пушкино и прочие примеры убедительно показывают центры крайнего раздражения населения – это территория бизнес- активности этнических диаспор, которая одновременно является источником криминальной опасности и совершенно непрозрачной для властей зоной деятельности. Объектом протеста является и коррупционная администрация, покрывающая преступную этническую среду. Большинство таких выступлений изначально не несет ярко выраженных политических мотивов. Однако бездействие в отношении этнопреступности со стороны властей делает националистическую повестку привлекательной для аполитичного в целом населения и рождает политические лозунги. Следует отметить несколько важных особенностей таких событий. «Интернациональность» состава и направленности протестных акций. Медийный стереотип освещения подобных конфликтов по формуле «русские против нерусских» не отвечает действительности. Протестуют местные жители разных национальностей против «этнических корпораций» в виде кланово- диаспоральных групп или мигрантских гетто. Состав протестующих отражает национальный состав местного населения. В Москве, где русские преобладают, их было больше и в составе протестующих, но характерно, что среди обвиняемых в организации беспорядков есть люди с неславянскими фамилиями. Схожие события в Нурлатском районе (Республика Татарстан) в июле 2013 г. было невозможно интерпретировать как конфликт «русских с нерусскими», так как население города многонационально (татары, русские, чуваши и т.д.). Беспорядки в Пугачеве (Саратовская область) в июне с.г. начались в знак протеста против убийства татарина по происхождению. Типология всех этих конфликтов одинакова. Связь между клановой экономикой, организованной этнической преступностью и бытовой преступностью. Эта связь фиксируется как в восприятии населения (так, в Бирюлево участники акции адресовали свой протест по поводу бытового убийства крупнейшему в районе оплоту этнокриминала – овощной базе), так и в реальности. Использование иммигрантов из Средней Азии в теневых секторах экономики – это бизнес, контролируемый в т.ч. этническими преступными группировками с Северного и Южного Кавказа. В целом, монополизация кланово-диаспоральными структурами определенных секторов экономики – один из ключевых факторов взаимной агрессии. А чувство безнаказанности, возникающее у этнокриминальных кланов, распространяется на всю бытовую сферу и ведет к эскалации бытовых преступлений. Минимальная роль политических организаций русских националистов в организации событий. В большинстве случаев речь идет о спонтанной реакции преимущественно деполитизированных обывателей разных слоев и возрастов. На юге России более заметна роль организованных структур – казачества, местного самоуправления. В «столицах» роль «националистов» выше – но преимущественно в лице аполитичных и внесистемных групп, мобилизующихся на массовые акции через социальные сети, как правило, не имеющих связной идеологии и устойчивой организации. Эскалация встречной протестной активности и информационной агрессии со стороны диаспоральных сообществ. Диаспоральные сообщества активно оппонируют сложившемуся общественному мнению по вопросам этнопреступности. Существенную часть контента этих сообществ составляют материалы, опровергающие или ставящие под сомнение справедливость обвинений в мусульман, а также приводящие контр-примеры агрессии (например, расстрел в ноябре московском метро уроженца Дагестана). Крайне показательной была реакция азербайджанской диаспоры и кавказской блогосферы на события в Бирюлеве. В кавказском сегменте социальных сетей (как Закавказья, так и Северного Кавказа) выступление москвичей солидарно клеймилось как проявление «русского фашизма», при этом игнорировалось и даже отрицалось преступление, совершенное Орханом Зейналовым. Азербайджанская диаспора открыто прибегла к лоббированию своей позиции официальными государственными представителями Азербайджана. 4.3. Этническая преступность. Бытовая преступность. То, что тема этнической преступности выходит за рамки нишевой националистической среды, вызывая широкий протестный резонанс в неполитических средах, связано с критическим масштабом этого явления, особенно в Москве, Санкт-Петербурге и Московской области, где наблюдается наибольшая концентрация мигрантов. Министр внутренних дел В.Колокольцев в январе 2014 года подвел итоги 2013 г.: «На 36,2% увеличилось число противоправных посягательств, совершенных иностранными гражданами и лицами без гражданства. Из них 95% — гражданами государств-участников СНГ», и обозначил привлечение к ответственности лидеров этнических преступных сообществ как одну из наиболее приоритетных. По Москве итоги года подвел руководитель Главного следственного управления Следственного комитета РФ В. Яковенко: количество совершенных иностранцами преступлений в Москве в 2013г. увеличилось на треть по сравнению с показателем 2012г. – до 11,5 тыс. преступлений. Лидерами по количеству преступлений остаются граждане Узбекистана, Таджикистана и Киргизии. Произошел резкий рост особо тяжких преступлений, совершенных иностранными гражданами: их количество увеличилось почти на 50%. “Если в 2012г. иностранцами совершалось каждое восьмое убийство, то сейчас – каждое пятое. Если в 2012г. ими совершалось каждое третье изнасилование, то в 2013г. иностранцами совершено 43% всех преступлений данной категории” – отметил В. Яковенко.В разрезе районов Москвы наблюдается плотная корреляция этнической преступности и количества мигрантов: так, лидирующий по количеству зарегистрированных мигрантов Тверской район по итогам 2012 г. лидирует и по количеству преступлений (на 10 тыс. человек там было зафиксировано 229 преступлений – 86 тяжкие и особо тяжкие). Каким бы образом не трактовать данные главы МВД – как свидетельство резкого увеличения реального притока мигрантов при сохранении уровня преступности или как резкое повышение этого уровня при сохранении количества мигрантов – они крайне неблагоприятные. Данных в разрезе по регионам за 2013 года пока нет, но данные за 2012 год также довольно интересны и тревожны: по данным начальника Управления организации дознания ГУ МВД России по городу Москве Павла Милованова, «…Назвать гастарбайтерами их неверно: 1711 иностранцев (почти 74 процента от всех задержанных приезжих) нигде не работали. При этом 337 оказались ранее судимыми, а 107 на момент совершения преступления были пьяными». Значительная часть преступлений относится к категории тяжких: изнасилования, грабежи, разбои, убийства. Ниже представлена инфографика, составленная журналистами «Комсомольской правды» по итогам пресс-конференции П. Милованова:. По отчету главы столичной милиции А.Якунина за 2012 год, половина раскрытых преступлений (23736; 50,2%) за 2012 год совершено не москвичами. Из них на долю граждан стран ближнего и дальнего зарубежья приходится 8 тысяч (8008, что составляет 17% от общего числа раскрытых преступлений. За первое полугодие 2013 года иностранными гражданами совершен 41 процент преступлений в столице. При этом число тяжких и особо тяжких преступлений выросло почти на 60 процентов. На 20 процентов возросло число убийств и на 37 процентов – случаи умышленного причинения тяжкого вреда здоровью. Статистика по Санкт-Петербургу схожа: например, за 2012 год, по данным начальника городского управления СК РФ А. Лавренко, «…мигранты в Петербурге совершают каждое шестое убийство, каждое шестое причинение тяжкого вреда, повлекшее смерть, и каждое третье изнасилование». В учреждениях уголовно-исполнительной системы находится до 27 тысяч иностранных граждан из чуть более 587 тысяч заключенных в России (Таким образом, среди заключенных насчитывается порядка 4,5% мигрантов). Около половины из осужденных иностранцев — выходцы из стран Средней Азии: Таджикистана, Узбекистана, Казахстана, Киргизии. Каждый третий иностранец в России сидит за незаконный оборот наркотиков – фактически, ввоз в Россию героина является «монополией» мигрантов из Средней Азии. Сторонники миграции указывают на то, что в целом, однако, процент совершаемых преступлений не очень высок и находится в пределах 2-3%. Однако вряд ли правомерно обобщать статистику по регионам, где мигрантов почти нет (республикам Северного Кавказа, например, или сельской глубинки), и крупным городам, где они проживают в большом количестве: ведь неудивительно, если количество переходит в качество и означает нарастающую уверенность в безнаказанности. Кроме того, сторонники миграции часто делают следующую статистическую ошибку: рассчитывая показатели даже по крупным городам, они считают по данным на сайтах Следственного комитета и МВД проценты от числа раскрытых преступлений, в то время как статистика ведется от числа зарегистрированных. Организованная преступность. Отдельно следует упомянуть о взаимосвязи внешней миграции – в первую очередь, из стран Средней Азии, Закавказья и КНР – с организованной преступностью. Увеличению числа мигрантов, помимо роста насильственных преступлений, сопутствует рост контрабанды, прежде всего, наркотиков из Афганистана и товаров китайского производства. Одной из системных угроз безопасности является установление организованными преступными сообществами международных связей, что придает преступным сетям дополнительную гибкость, расширяет сферу их влияния и дает возможность поставить под контроль весь «технологический цикл» криминального промысла (например, цепочку операций от добычи наркотического сырья до легализации доходов, полученных от продажи произведенных наркотических средств). Как уже было сказано, именно мигранты из Средней Азии являются основными поставщиками на территориях стран Содружества запрещенных к обороту наркотических средств и психотропных веществ. Особую роль в развитии этнической организованной преступности играют нелегальные системы денежных переводов и оборота ценностей. Они же являются важным звеном в социальной инфраструктуре массовой этнической миграции. Систему «хавала» можно считать своеобразной основой международного оборота нелегальных ценностей в современном мире. В арабском мире она известна под названием «хавала», но также именуется фэйчьен (фей- чиен) (Китай), падала (Филиппины), худж (Пакистан), хуи куан (Гонконг), кса- вилаад (Сомали) и фей кван (Таиланд). Помимо классической передачи средств между родственниками, живущими в разных странах, «хавала» также используется для «отмывочных» операций и движения материальных средств в рамках террористических сетей и сообществ наркоторговцев. Суть «хавалы» состоит в том, что значительные материальные ценности в виде денег, золота и драгоценных камней перемещаются из страны в страну без сопроводительных финансовых документов. Учитывая, что все финансовые транзакции осуществляются в ходе своповых операций (методом взаимозачета) или при личных встречах (второе случается значительно реже), то отследить эти потоки государственные контрольные органы не в состоянии. Как и в случае с легальными системами денежных переводов, в «хавале» не происходит непосредственного перемещения денег и других материальных ценностей – транзакции осуществляются на основе своповых сделок (своповая сделка, swapdeal – обмен информацией о перемещенных ценностях и их взаимозачет), основанных на взаимном доверии. Информирование сторон происходит по телефону, факсу или электронной почте. Как правило, денежные переводы осуществляются между хаваладас одной национальности – у пуштунов, белуджи, таджиков и т.д. существуют собственные сети, включенные в глобальную систему «хавала». При построении системы по этническому и территориальному признакам, «хавала» хорошо защищена от мошенничества и недобросовестных участников сделок.59. Ранее в Москве были раскрыты этнические сети, связанные с наркоторговлей, действующие по принципу «хавалы». Общая сумма «отмытых» преступных доходов от одной из таких сетей составила 3,8 млрд. долларов США.60. Разумеется, важнейшей зоной пересечения миграции и организованной преступности является сама деятельность по организации нелегальной миграции. Преступные группировки организуют канал по доставке людей на территорию какого-либо государства, получая доход в виде платы за ввоз и / или в результате эксплуатации ввезенных лиц. Исследователями отмечается, что официальным прикрытием такой деятельности может быть оказание туристических услуг, организация учебы иностранцев в стране, предоставление работы за рубежом и др. Организация незаконной миграции зачастую носит характер хорошо организованного преступного бизнеса, к которому причастны как преступные группы, так и должностные лица государственных органов, афиллированные с этнической организованной преступностью. По словам в экс-замминистра МВД РФ и руководителя ФМС МВД РФ, а ныне члена Совета Федерации Александра Чекалина, в России действует около одной тысячи этнических преступных группировок. В некоторых регионах их удельный вес становится серьезной угрозой национальной безопасности. Так, известный криминолог, советник министра внутренних дел Владимир Овчинский пишет об экспансии китайских «криминальных корпораций» – «триад» – на российском Дальнем Востоке: «Экспансия триад в ДФО касается самого широкого спектра вопросов: нелегальная миграция из Китая и в Китай; незаконная вырубка и контрабанда леса; браконьерство; расхищение морских биоресурсов; незаконный оборот наркотиков; контроль над проституцией; нелегальное производство спиртных напитков; ввоз и вывоз фальшивых долларов; манипуляции с контрафактной продукцией; незаконный вывоз цветных металлов. Все это приносит миллиардные (в долларовом исчислении) прибыли»61. 4.4. «Демографическая бомба» в российских городах. В потоке трудовой миграции в Россию почти 90% составляют мужчины, что обусловлено значительной долей занятых в строительстве и на рабочих местах, предполагающих низкоквалифицированный физический труд. Причем преимущественно это молодые мужчины. По данным выборочного обследования населения по проблемам занятости (ОНПЗ), которое проводится Росстатом, средний возраст занятого населения РФ в 2012 г. составил 40,8 года, что было на 7 лет больше среднего возраста временных трудовых мигрантов. Самыми молодыми были граждане Киргизии (30,1 года), Таджикистана и Вьетнама (31 год), Афганистана и Узбекистана (32 года). Среди граждан Узбекистана мигранты от 18 до 29 лет составили половину всех мигрантов, Таджикистана – 55%, Киргизии – почти 60%. Временные трудовые мигранты намного моложе всего занятого населения, постоянно проживающего в РФ. Преобладание в миграционных потоках мужчин трудоспособного возраста несет в себе целый ряд негативных последствий. Некоторые из них лежат на поверхности. Например, всплеск изнасилований, виновниками которых выступают мигранты, объясняются во многом спецификой половозрастной структуры миграционных потоков. В этом же ряду – формирование повышенного спроса на такую социальную патологию как проституция, что в свою очередь, помимо морального разложения общества, чревато вовлечением в секс-индустрию женщин репродуктивного возраста. Если в 2000 году общее число проституток в России составляло от 267 тыс. до 400 тыс.62, то, по данным МВД, к 2012 году, их число выросло до 1 млн. человек, многие из которых – несовершеннолетние.63 Безусловно, иммиграция не является единственной или даже ключевой причиной роста масштабов проституции, но вполне очевидно, что она играет свою роль, как со стороны «спроса», так и со стороны «предложения» (как среди проституток, так и среди организаторов этого нелегального промысла, как правило, немало внешних мигрантов). Другие последствия носят более системный характер. Фактически российское общество под воздействием преимущественно мужской миграции искусственным образом «маскулинизируется». Несмотря на распространенный стереотип о существенном преобладании женщин в половой структуре российского населения, это справедливо лишь для возрастных групп старше 30 лет с особенно выраженной женской доминантой в возрасте старше 50 лет. В среде коренных жителей в возрастных когортах, характеризующихся максимальной брачностью, не наблюдается дефицита мужчин. Так, по данным Росстата за 2013 г., численность российских мужчин (11,84 млн.) в возрасте 20–29 лет превышает численность женщин (11,55 млн.) в указанном возрасте на 289 000. Таким образом, массовый миграционный приток молодых мужчин действительно создает серьезный дисбаланс между женской и мужской частями общества, который в социально-психологическом смысле чреват ростом конфликтности и «ожесточением нравов». Стоит особо отметить, что весь постсоветский период интенсивной миграции расселение многомиллионной армии мужчин-иностранцев происходило не по всей территории страны, а лишь в нескольких наиболее притягательных в экономическом отношении субъектах РФ, что еще более обостряет проблему деформации половой структуры. Концентрация избыточных мужских контингентов на некоторых российских территориях (Москва, Санкт-Петербург и другие города-миллионники) автоматически повышает уровень социальной агрессии и способна спровоцировать масштабные социальные и этнические конфликты. Нарушение естественного соотношения полов чревато скрытым или явным соперничеством в различных формах между приезжими и коренными жителями, что автоматически приводит к всплеску социальной агрессии. Ситуация усугубляется тем, что значительная часть мигрантов прибывают из стран подчеркнуто патриархальной культуры и характеризуются завышенным стереотипом «мужественности». Объективная невозможность (для львиной доли иммигрантов) реализовать этот стереотип в социальном признании, вкупе с сексуальной фрустрацией, обусловливает повышенную готовность к насилию. Впрочем, указанный демографический дисбаланс создает не только психологические факторы агрессии, но, что гораздо важнее, – социально- структурные. Как отмечает известный американский «политический демограф» Дж. Голдстоун, «быстрый рост [удельного веса] молодежи может подорвать существующие политические коалиции, порождая нестабильность. Большие когорты молодежи зачастую привлекают новые идеи или гетеродоксальные религии, бросающие вызов старым формам власти. <…> Молодежь играла важнейшую роль в политическом насилии на протяжении всей письменной истории, и наличие «молодежного бугра» (необычно высокой пропорции молодежи в возрасте 15–24 лет в общем взрослом населении) исторически коррелировало с временами политических кризисов. Большинство крупных революций… — [включая и] большинство революций ХХ века в развивающихся странах — произошли там, где наблюдались особо значительные молодежные бугры».64. Опытом применения тезиса Голдстоуна к анализу событий новейшей истории можно считать известную статью российских исследователей Андрея Коротаева и Юлии Зинькиной о социально-демографических предпосылках египетской революции 2011 г. и, в целом, арабской весны…65. В целостную концепцию – подкрепленную теоретическим и сравнительно- историческим анализом – эту идею развил немецкий исследователь Гуннар Хайнсон в книге «Сыновья и мировое господство: роль террора во взлете и падении наций»66, придав тезису большую определенность: в случае массовых эксцессов насилия и больших исторических потрясений дело не в молодежи как таковой, а в мужской ее части. Хайнсон считает, что если в стране налицо переизбыток молодых мужчин (верхняя граница видится ему более широко – до 29 лет), можно уверенно предсказывать социальные беспорядки, войну и террор. Важно не абсолютное количество населения, а именно избыточное количество тинейджеров и молодых мужчин, испытывающих ощущение обделенности перед лицом узкой номенклатуры приемлемых социальных позиций. При этом идеология, способная оправдать потрясения, может быть самой разной – важно лишь, что в случае созревания структурно-демографических предпосылок она не заставит себя ждать. В разных обстоятельствах места и времени в этой роли выступали мессианизм крестовых походов и европейский колониализм, фашизм и «интифада». Можно с высокой вероятностью предположить, что в условиях современной России – точнее, отдельных ее регионов в случае дальнейшей концентрации в них соответствующих половозрастных когорт – в этой роли выступит исламизм. Более подробно об этой стороне иммиграционных рисков речь пойдет в следующем отчете исследовательского проекта. 5. Выводы. 1) Изменение этнической структуры населения страны, вызванное массовой иммиграцией, чревато глубокими и болезненными социальными трансформациями. Взаимное доверие, солидарность, навыки кооперативного поведения, уважение к общепринятым нормам образуют «социальный капитал» нации, укорененный в ее историческом опыте и культурных особенностях. Но в случае значительной культурной дистанции между иммигрантами и принимающим обществом, его сохранение оказывается под угрозой. Преимущественными носителями «социального капитала» становятся сами этнические сообщества, использующие высокую плотность групповых связей для повышения своего веса и влияния. В ответ носители доминирующей культуры либо «этнизируются», т.е. пытаются реэволюционировать из состояния современного массового общества к состоянию общества родоплеменного, либо атомизируются, демонстрируя апатию и скептицизм по отношению к надиндивидуальным ценностям и целям. В обоих случаях происходят фрагментация и распад общества. Этнические конфликты, которые часто воспринимаются как основной раздражитель в сфере национальной и миграционной политики, – лишь симптом этого длительного процесса, а не сама болезнь. Применительно к российской миграционной ситуации можно говорить о высокой и растущей культурной дистанции между принимающим обществом и регионами исхода мигрантов (более 2/3 мигрантов в РФ приезжают из мусульманских государств с архаичным, преимущественно аграрным социальным укладом). Соответственно, разрушение культурной целостности общества (а российское общество по сей день достаточно однородно в культурно- языковом отношении) как неявной основы его базовых институтов – основной долговременный вызов, связанный с массовой иммиграцией в Россию. 2) Критическим параметром с точки зрения ответа на этот вызов является способность общества к ассимиляции приезжих. Ассимиляции часто противопоставляют интеграцию как позитивное явление – негативному. Однако некоторые исследователи справедливо отмечают, что «условием успешной интеграции является известная мера ассимиляции». Это не значит, что «иммигрант должен отречься от своего происхождения», но он должен отказаться от «стойкого дифференцирования», т.е. постоянного поддержания этнической границы в отношениях с окружающим обществом67. Тот «ассимиляционный минимум», который необходим для успешной интеграции, предполагает как субъективную лояльность принимающему обществу, так и освоение целого ряда сложных навыков и практик (язык, неформальные нормы взаимодействия, адаптация на рынке труда, этнически не замкнутая сеть взаимоотношений и т.д.). Он требует усилий со стороны индивида. Но еще больших усилий он требует от общества, подразумевая наличие ряда принципиальных, системных условий, в числе которых: – поддержание высокого фонового «ассимиляционного давления» (системы негативных и позитивных стимулов к ассимиляции),. – поддержание развитой «ассимиляционной инфраструктуры» (механизмов культурной интеграции и унификации на уровне системы образования, массовой культуры и СМИ, профессиональных сообществ), – наличие четко артикулированной «формулы лояльности» (культурно- идеологической модели, в рамках которой происходит частичное или полное освоение идентичности принимающего общества приезжими). В сегодняшнем российском обществе ни одного из этих системных условий не наблюдается. Отсюда низкие показатели культурной и языковой интеграции мигрантов (притом, что, по разным данным, 20-30% мигрантов из Средней Азии не владеют русским языком, уровень востребованности государственных и муниципальных языковых курсов чрезвычайно низок), тенденция к образованию замкнутых сообществ и коммуникации с внешним миром через «этнических посредников». 3) Альтернативой ассимиляции становятся два взаимосвязанных сценария: – образование параллельного социума, в котором этнические мигранты могут поддерживать преимущественные контакты в «своей» среде, выходя во «внешний» мир лишь по мере необходимости (такие сообщества обеспечивают и контролируют занятость, правовой статус, бытовые условия, круг интересов мигранта),. – «обратная колонизация», подразумевающая перенос на принимающее общество культурных, социальных, поведенческих моделей стран исхода (тем самым, иммигранты «привозят» с собой институты того общества, из которого они, как правило, были вынуждены уехать из-за ощутимого разрыва в социально- экономическом развитии – что по определению подразумевает архаизацию социального уклада принимающей страны). Групповые стратегии адаптации, реализуемые в рамках первого сценария, способствуют запуску второго. Иными словами, набирая достаточный вес и масштаб, параллельный социум мигрантов неизбежно меняет и трансформирует под свои нужды основной, «включающий» социум. Формируются этнические лобби в государственном аппарате, бытовая и потребительская культура общества адаптируется под вкусы новых целевых аудиторий, расширяются позиции в бизнесе вплоть до контроля над целыми секторами занятости и рыночными нишами. Это вызывает нарастающее недовольство коренного населения, о чем свидетельствуют многочисленные социологические исследования, а также множащиеся резонансные эксцессы этнических конфликтов. 4) Одним из факторов роста конфликтного потенциала в обществе является половозрастная структура миграционного потока: почти 90% мигрантов – мужчины, причем преимущественно молодого возраста. В отдельных регионах возникает серьезный дисбаланс между женской и мужской частями населения, что негативно влияет на общественную атмосферу (повышенный фон агрессии), криминогенную ситуацию (бытовые конфликты, изнасилования, проституция), а в перспективе – и на социально-политическую ситуацию, поскольку высокая доля молодых мужчин в структуре населения (в данном случае возникающая искусственно в отдельно взятых регионах) создает повышенные риски насильственных социальных трансформаций. Крайне важно, что этот конфликтный потенциал не может быть нейтрализован за счет улучшения социально-экономического и правового положения иммигрантов. Напротив, удовлетворение минимальных, базовых потребностей в социальной и правовой защищенности открывает дорогу трудноразрешимому для «избыточной» когорты молодых мужчин конфликту притязаний (приемлемых социальных позиций оказывается меньше, чем их соискателей). Поэтому по мере получения иммигрантами гражданских и социальных прав, связанные с этой категорией населения социально-политические риски будут только возрастать. Единственным надежным способом снижения этих рисков является устранение указанного демографического дисбаланса. 5) В числе социальных проблем, связанных с миграцией, наибольший общественный резонанс вызывают насильственные преступления. Однако бытовая преступность мигрантов зачастую является лишь верхушкой айсберга, в основании которого – организованная этническая преступность, подпитываемая миграцией. Именно организованная преступность представляет собой «матрицу», на базе которой происходит формирование параллельного социума этнических мигрантов. Использование иммигрантов из Средней Азии в теневых секторах экономики – это бизнес, контролируемый в существенной мере этническими преступными группировками. В целом, монополизация кланово-диаспоральными структурами определенных секторов экономики – один из ключевых факторов взаимной агрессии. А чувство безнаказанности, возникающее у этнокриминальных кланов, распространяется на всю бытовую сферу и ведет к эскалации бытовых преступлений. Эскалации миграционных процессов, помимо роста насильственных преступлений, сопутствует рост контрабанды, прежде всего, наркотиков из Афганистана и товаров китайского производства. Важным звеном инфраструктуры массовой миграции и одновременно этнической организованной преступности являются нелегальные системы денежных переводов и оборота ценностей (система «хавала» и ее аналоги). Помимо классической передачи средств между родственниками, живущими в разных странах, «хавала» также используется для «отмывочных» операций и движения материальных средств в рамках террористических сетей и сообществ наркоторговцев. В отдельных регионах влияние ОПГ этнического характера и связанных с ними сообществ мигрантов носит критический характер. Такова, в частности, ситуация на российском Дальнем Востоке, где, по оценкам авторитетных криминологов, китайские «криминальные корпорации» контролируют широкий круг «промыслов», включая нелегальную миграцию, вырубку и контрабанду леса, браконьерство, контроль над проституцией, поставки контрафактной продукции, незаконный вывоз цветных металлов и т.д. 6) Массовая внешняя миграция в ее нынешнем виде влечет существенный рост нагрузки на социальную инфраструктуру. Она требует значительного роста расходов (при средней стоимости обучения 120 000 р. на одного школьника в год или средней стоимости «бюджетных» родов в 20 000 – 22 000 р. растущий приток в российские города семей мигрантов обходится государству достаточно дорого), но при этом влечет столь же значительное ухудшение качества соответствующих социальных систем. Неравномерность владения русским языком и базовыми культурными навыками в классах с высокой долей детей мигрантов снижает общее качество обучения и ухудшает моральный климат в школах. Еще более остро миграция влияет на сферу общественного здоровья из-за катастрофической санитарно-эпидемической ситуации в странах исхода мигрантов и отсутствия эффективных мер медицинского контроля с принимающей стороны. Следует отметить, что ухудшение качества базовой социальной инфраструктуры является важнейшим фактором социального расслоения. Наиболее болезненным этот вызов оказывается для тех – наиболее массовых слоев населения – которые не могут обеспечить себе доступ к «частной инфраструктуре» (платное образование и медицина, закрытые клубные поселки и т.д.). Именно снижение качества инфраструктур «общего доступа» вкупе с проблемами безопасности, а не прямая конкуренция на рынке труда, является наиболее острым фактором социального давления иммиграции на уязвимые слои принимающего общества. Поэтому в числе «жертв» массовой иммиграции – не только люди «ручного труда», но и «средний класс» (за исключением его верхней части), качество жизни которого напрямую зависит от качества базовых социальных инфраструктур, падающего прямо пропорционально интенсивности иммиграционных процессов. 7) Таким образом, будучи относительно дешевым для работодателя, труд внешних мигрантов оказывается дорогим для общества в силу совокупности прямых и побочных эффектов массовой трудовой миграции из регионов «бедного Юга». Не ведя эффективного учета реальных миграционных потоков и соответственно не планируя всей сопутствующей финансовой нагрузки на системы жизнеобеспечения, государство с трудом справляется с оплатой этих растущих издержек. Гипотетическим решением может быть дальнейшее увеличение государственных социальных расходов. Однако это лишь усугубит являющуюся корнем проблемы искаженную систему стимулов, закрепленную в известной формуле постсоветского бизнеса: «приватизация прибылей, национализация издержек». Изменить ситуацию к лучшему можно лишь возложив основное бремя соответствующих социальных расходов на работодателя и / или самих трудовых мигрантов, что потребует комплексного изменения механизмов и подходов к регулированию трудовой миграции.

Авторство: Институт Национальной Стратегии

Больше информации на http://voprosik.net/chem-opasna-migraciya-dlya-rossii/ © ВОПРОСИК