Другие, чужие – социологи зафиксировали рост ксенофобских настроений у россиян

Текст: Валерий Выжутович (политический обозреватель)


Например, почти вдвое по сравнению с прошлым годом усилилось негативное отношение к цыганам: ограничить их проживание в России сегодня хотят 32 процента опрошенных. Так же, вдвое, возросла нерасположенность к китайцам. Каждый второй из опрошенных не хотел бы видеть в России выходцев из Африки и Средней Азии, каждый пятый – украинцев. Более 20 процентов респондентов (вдвое больше, чем в прошлом году) одобряют лозунг “Россия для русских”. Доля противников миграции увеличилась с 58 до 67 процентов. А количество тех, кто выступает против ограничений для других национальностей осталось прежним – 28 процентов.


“За последний год, – говорится в докладе, – произошло перераспределение антипатий: ранее население демонстрировало высокий уровень поддержки изоляционистских установок в отношении “выходцев с Кавказа” и “выходцев из Средней Азии”, сейчас – в отношении цыган и китайцев”. Это, считают социологи, указывает на рост “базовой, своего рода исторически обусловленной ксенофобии” к цыганам, а в китайцах и вьетнамцах российские граждане видят конкурентов за рабочие места.

Социологи ­зафиксировали рост ксенофобских настроений у россиян

Однако трудовые мигранты менее защищены законами, чем граждане России; уволить этих людей – проще простого. Кто-то говорит, что безработица в среде мигрантов – это социальный динамит. Но взглянем на ситуацию с другой стороны, и, возможно, она не покажется столь драматичной. В крупном строительстве занято около миллиона мигрантов. Примерно столько же – на частных стройках, в ремонте дач и квартир. Чуть более миллиона работают в розничной торговле, причем легально, в больших магазинных комплексах. Многие нашли себе применение в коммунальном секторе. Причем заметьте, все эти люди легально работают, они легально пересекли границу, у них есть регистрация, которая рано или поздно закончится и ее придется продлевать. Так что большинство из них мотивированы не нарушать закон, не раздражать местное население вызывающим поведением.

Риторика национал-патриотов и людская молва создают ложное впечатление, будто дорогие дома, земельные участки в России скупают только мигранты из Средней Азии или с Кавказа. Хотя с этим успешно справляются и приезжие из Тюменской области, других богатых регионов России. Но в их адрес никто не кричит: “Понаехали тут!” Свои бытовые и социальные трудности российский обыватель привычно объясняет нашествием инородцев. Какая-нибудь жительница Подмосковья, торгующая на рынке огурцами со своего участка, не может дать отпор полицейскому, обложившему ее данью. И свою злость она срывает на тех, кто, приехав, положим, из Средней Азии, делит с ней прилавок. На таджика можно орать, потому что он бесправный. А на полицейского орать нельзя – у него власть.

Ксенофобия не знает границ – ни моральных, ни географических. Она существует везде. В Европе (особенно сейчас, в условиях миграционного кризиса) ее не меньше, чем в России. В России же уровень ксенофобии до последнего времени ощутимо снижался: ненависть к “понаехавшим” замещалась ненавистью к Западу. Оттого и ноябрьские “русские марши” последних двух лет были относительно миролюбивыми. В том смысле, что нетерпимость его участников к представителям этнических меньшинств не была явлена столь агрессивно, как прежде. Снизить идеологический градус организаторов “маршей” заставили события на востоке Украины, к которым русские националисты относятся по-разному. Кто-то из них поддерживает ДНР и ЛНР, а кто-то – на стороне украинских властей.

Внеся раскол в ряды русских националистов, события на Украине одновременно повысили уровень толерантности в российском обществе. Меньше стало антикавказских и антимигрантских выступлений, меньше межнациональной вражды – в этом мнении сходились и власти, обычно склонные приукрашивать реальную картину, и правозащитники, столь же привычные к сгущению красок. И те и другие считали, что благодаря украинским событиям Россия получила прививку от национализма. “Украинская тема в какой-то момент заменила тему ксенофобии, все переключились на конфликт в Сирии, – говорит руководитель информационно-аналитического центра “Сова” Александр Верховский. – Негатива в отношении мигрантов стало меньше, поскольку повестка оказалась перекошена на конфликт с Западом”.

Националисти­ческой истерии как массового психоза в России сейчас нет. Есть привычное обострение ­ксенофобии

Социологи высказывают предположение, что отмечаемый ныне рост ксенофобских настроений – это перенаправление раздражения россиян на “другого”, вызванное снижением уровня жизни.

Как бы то ни было, по данным “Левада-центра”, лишь 18 процентов граждан ощущают межнациональную напряженность в местах их проживания, только 12 процентов опрошенных говорят о возможности столкновений на национальной почве. У пятой части респондентов нет этнических предубеждений. “Тот факт, что в России живут люди многих национальностей, приносит ей в целом больше пользы, чем вреда” – с этим согласны почти половина участников опроса, проведенного фондом “Общественное мнение” для Федерального агентства по делам национальностей. Лишь менее четверти респондентов сочли, что многонациональность приносит России скорее вред, чем пользу, и 32 процента затруднились с ответом. При этом 90 процентов опрошенных сообщили, что никогда не подвергались дискриминации по национальному признаку, и только 16 процентов признались, что испытывают неприязнь к людям другой национальности.

Националистической истерии как массового психоза в России сейчас нет. Есть привычное обострение ксенофобии. Она обостряется всякий раз, когда падает уровень жизни российского обывателя, который тут же начинает искать, кто в этом виноват, и столь же привычно находит.

Источник: РГ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *