После каждого теракта, помимо того, что мы ощущаем это как трагедию (и как трагедию для тех людей, с которыми это произошло, и как потенциальную возможность трагедии для каждого из наших близких), у нас возникает еще одна мысль – что будет с нашими подопечными? Каждый раз кто-то из них попадает под кампании, которые следуют после теракта. Очень большое число людей оказываются или просто незаконно привлеченными к уголовной ответственности, или начинаются облавы, в результате которых у них просто забирают деньги и т.д.
С большой легкостью следственные органы и СМИ называют в таких случаях виновных. И очень часто оказывается, что названные совсем не были виноваты, но в сознании это остается. Это начиналось еще в первую чеченскую войну, когда Юрий Михалович. Лужков всегда, что бы ни произошло, говорил, что он чувствует чеченский след. И если мы вспомним один из первых терактов, когда в Орджоникидзе был захвачен автобус с детьми, то вспомним и то, что некоторые дети при опросах говорили, будто задержавшие их автобус люди были из Чечни, Грузии, Таджикистана. Они говорили о национальностях. И это при том, что люди были в масках. В результате оказалось, что все террористы были русскими.
То, что произошло в Петербурге – это трагедия. Трагедия, нерасследованная до сих пор. Кто конкретно виновник, что там произошло – неизвестно. И конечно, очень большое волнение вызывает то, что говорят, будто были предупреждения о подготовке теракта в городе, и ничего не предпринималось. Поэтому напрашивается вывод, что жестокие меры, которые принимаются якобы для того, чтобы была обеспечена наша безопасность, на самом деле не работают.
