Председатель Ростовского регионального общественного Движения пострадавших в чеченском конфликте
10 мая 2002
Дон-Кихот из Грозного
Одной из самых горьких потерь, пережитых «Форумом…», была внезапная кончина Виталия Васильевича Катрецкого, грозненца, создавшего в Ростовской области целую сеть общественных организаций под названием «Движение пострадавших в чеченском конфликте». Он не принадлежал к основателям «Форума…», присоединился позже, но стал потом бессменным членом Исполкома и вряд ли кто другой так ценил наше единение, как Виталий Васильевич. Он вообще был верным, самоотверженным человеком. И по натуре, и внешностью (долговязый, с размашистыми жестами) напоминал Катрецкий благородного рыцаря Дон-Кихота.
Впервые мы увидели его на семинаре в Санкт-Петербурге. В начале своей деятельности «Форум…» проводил множество семинаров и тренингов. Это сейчас новые переселенческие организации жаждут попасть куда-нибудь поучиться, да некуда. Зарубежные фонды, очевидно, считают, что всему уже российские НПО обучили, а теперь пусть родное государство заботится. Тогда же «форумцы» были избалованы вниманием и даже жаловались: «Семинары-семинары-семинары…Уже голова идет кругом от этих семинаров».
Так вот, семинар, который организовала Ассоциация беженцев Санкт-Петербурга,был посвящен информационному обеспечению. Руководитель питерской организации, бывший бакинец Георгий Рафаилов слывет у нас «форумским» философом. Программист по профессии, он отличается умением логично мыслить и методично передавать другим свои знания. Георгий подготовил к семинару ворох плакатов со схемами. Тормошил аудиторию ребусными вопросами. Семинар шел в любимом нами интерактивном жанре – все участники должны были поделиться своим опытом, раскрыться друг другу.
Новенький, то есть Катрецкий, сразу привлек к себе внимание – выяснилось, что он уже установил тесные контакты с местной прессой, что объединил чуть ли не все районы ростовской области в поисках земляков из Чечни, помогал им объединяться в организации и даже открыл в Ростове общественную приемную, где каждый день консультирует беженцев. И все это – к удивлению семинара – он делал на волонтерских началах. К тому времени УВКБ ООН и МОМ щедро помогали российским переселенческим организациям становиться на ноги, оснащали оргтехникой даже тех, кто живет в глубинке, а тут, оказывается, возникла целая ассоциация и не имеет ничего, кроме старенького компьютера, который Катрецкому удалось вывезти из Грозного. «Странный он какой-то,» – говорили о Виталии Васильевиче в курилке.
Возвращались мы с ним в гостиницу вместе. Моросил усердный, типично питерский дождик, дул пронизывающий ветер с Невы, а Катрецкий, будто ничего не замечая, шел как бы боком, повернувшись лицом ко мне, и, широко размахивая руками, рассказывал, как он был обрадован, узнав о существовании «Форума…». Потом стал расспрашивать о процедуре вступления в «Форум…», потом про то, куда и как можно послать заявку на проект… Его дилетантские вопросы начали меня раздражать. А когда на Аничковом мосту он вообще остановился и стал записывать название какого-то фонда, о котором я вскользь упомянула, и струйки с его старомодной шляпы стекали прямо на блокнот, превращая в кляксы записанное, я уже со злостью подумала: «Ничего у этого чудака не выйдет. Пожилой человек, а ведет себя как восторженный юноша».
К счастью, я ошиблась. Ассоциация Катрецкого очень скоро набрала темп. Они первыми среди организаций «Форума…» начали регулярно издавать свой информационный листок и ухитрились распространять его по всей области. Катрецкий успешно снабжал сюжетами о драматичных беженских судьбах местное телевидение, часто сам выступал по радио. Его знаменитый проект «Аксайские завтраки» был поддержан Федеральной миграционной службой, что стало сенсацией и гордостью всего «Форума…» («Аксай» – название детского санатория, расположенного вблизи Ростова. Катрецкий добился судьбах чтобы там каждую смену принимали по 10-15 беженских детей из Чечни).
Детские проекты у ростовчан получались особенно удачно. Они разработали целую программу психологической реабилитации детей, переживших войну, выпустили об этом брошюру с рекомендациями и разослали всем «форумцам». Катрецкий сумел привлечь волонтеров из Ростовского филиала Юридической академии МВД, раз в неделю студенты в милицейской форме проводили юридические консультации в его офисе. Это была маленькая комнатушка на последнем этаже старого здания, куда надо было долго добираться без лифта. Но зато перед окнами красовались – рукой подать – золотые купола недавно отреставрированного Кафедрального собора. Катрецкий любил засиживаться в этой прокуренной комнатушке до ночи, в любую позднынь позвони – он там. То ли говорит «по душам» с кем-то из отчаявшихся беженцев, то ли пишет ходатайство с просьбой помочь какой-то особо отчаявшейся семье. Его письма были всегда настолько убедительны, что помочь большей частью удавалось.
Виталий Васильевич обладал несомненным литературным даром, хотя по профессии он был всего лишь преподавателем какого-то технического вуза Грозного. А еще у него был, конечно, незаурядный дар человечности. Но оценить, как велик у него этот дар, мы смогли только после его ухода.
«Папа умер! Упал дома на пол и сразу умер!» – до сих пор как гвоздь в сердце этот страшный крик по телефону Саши Высоцкого, приемного сына Виталия Васильевича. Это случилось в майские праздники 2002-го. Я бросилась, конечно, в Ростов. Саша встречал меня в аэропорту, по дороге купили венок «от Форума…» и букет пышных красных роз. «Он очень любил розы,» – сказал Саша. Я это знаю, он не раз мне их дарил.
Узкий переулок, круто поднимавшийся в гору, был заполнен людьми до самого горизонта. Мы с трудом протиснулись во двор. Гроб стоял на скамейках, нельзя сказать – посреди двора, потому что двор представлял собой ущелье между ветхими сараюшками, выстроившимися в ряд, и стеной низенького дома, домишки, скорее похожего на землянку. Выбеленная стена землянки была увешана ядовито-желтыми гроздьями застывшего клея. «Это мы с папой трещины сшивали, а то земля под домом стала ходить», – объяснил мне потом Саша. Убогость обстановки поразила меня. Катрецкий, горячо сражавшийся за сотни обездоленных семей, всегда с иголочки одетый, выглядевший эталоном благополучия, сам, оказывается, жил почти в нищете, практически не имея дома. Но никогда ни слова не вымолвил о себе…
Среди обступивших гроб было много официальных лиц: председатель областного законодательного собрания, чуть ли не в полном составе сотрудники Федеральной миграционной службы во главе с начальником. Про свои сражения с этим полковником милиции Виталий Васильевич мне не раз рассказывал. А теперь вот стоит человек в погонах и украдкой вытирает слезы.
Проводить своего лидера приехали, конечно, переселенцы из разных концов Ростовской области, врачи и сестры Аксайского санатория, преподаватели из разных вузов, журналисты и вся соседняя округа. Поразительно, что такая масса народа собралась у гроба человека не знаменитого, недавно в этот город приехавшего, простого пенсионера. Сразу было видно, что уходит очень хороший человек.
Он был вспыльчивый, часто горячился, порой не по делу, но вот оказалось, что этот беженец из Грозного, возглавивший общественную организацию таких же, как он, пострадавших в чеченском конфликте, пользовался авторитетом не только у простых людей, но и у высоких властных особ. И теперь не только осиротевшие без вожака беженцы, но и официальные лица, которым Катрецкий покоя не давал, говорили о значимости его неустанной деятельности, благодарили, искренне горевали.
Похоронили Виталия Васильевича рядом с могилой матери, которая умерла вскоре после их бегства из Грозного. Катрецкий считал мать жертвой «этой проклятой войны». Да и сам он бал такой же жертвой – его отзывчивое сердце, вместившее столько чужих страданий, просто не выдержало – остановилось. Завидная, конечно, смерть. Так мгновенно, без мук, уходят в мир иной только праведники.
В могилу, засыпанную цветами, вбили, как водится, кол с большой фотографией. «Когда человек умирает – меняются его портреты…». Лицо на фото было почти неузнаваемым. Оказывается, наш Дон-Кихот был красивым мужчиной. И какой строгий у него взгляд. Смотрит с немым укором. Впрочем, знаю же я, в чем виновата перед ним.
Простите, Виталий Васильевич, я не всегда помнила, какой вы ранимый, точнее сказать – раненый войной человек. Простите, если можете.
