Поселение беженцев «Брузги» на границе Польши и Белоруссии постепенно превращается в полноценный лагерь с полевой инфраструктурой. Рядом с самодельными шалашами появляются большие палатки и электрогенератор, а для журналистов здесь теперь оборудован пресс-центр. Мигранты всё еще не теряют надежды попасть в Европу. Они не могут покинуть лагерь, и сейчас их судьба зависит от того, о чем и когда договорятся Минск и Евросоюз.
В порядке исключения
В лагерь «Брузги» неподалеку от белорусского Гродно прибывает всё больше людей. За последние четыре дня сюда стеклось около тысячи мигрантов с Ближнего Востока. Вот уже неделю они пытаются прорваться в Европу через белорусско-польскую границу. Официальные гости лагеря — это в основном журналисты — чтобы добраться до этого места, должны быть у пограничников в списках, иметь при себе документы и проходить через турникет. Беженцы в «Брузги» попадают иначе.
От других пограничных пунктов они идут вдоль границы очень близко к колючей проволоке, которая отделяет их от польских охранителей. Фактически они попадают в лагерь с польской территории — та полоска земли, что расположена между красно-белым пограничным столбом с гербом Польши и красно-зеленым полигонометрическим столбиком, Белоруссии уже не принадлежит.
В «Брузги» их пускают без проблем — не тормозят и не проверяют документы. Есть одна деталь: попав в лагерь, беженец уже не может просто так, по своему желанию покинуть его. В силе ли его белорусская виза, значения не имеет.
Ограниченная свобода передвижения — не единственное исключение, которое белорусская сторона сделала для гостей с Ближнего Востока. Республика, которая охраняет свои леса с невероятной щепетильностью, не мешает жителям лагеря рубить и жечь деревья, что растут у границы. К концу недели на месте молодых тонких сосен и берез остались лишь косые поломанные обрубки. Теперь кроме воды местные власти стали поставлять в лагерь еще и дрова.
К нам подходит уже знакомый нам беженец Саруан, один из немногих в лагере, кто свободно изъясняется на английском. Он рад нас видеть, с легкой улыбкой спрашивает, как дела и знаем ли мы, когда их пустят в Европу. Говорим, что информации нет, и воздерживаемся от негативных прогнозов. Саруан ютится около костра вместе с 28 товарищами, с едой дела обстоят туго — приоритет здесь отдают семьям, а молодые люди могут и поголодать пару дней, говорит парень. Он бодрится, вслух убеждая себя, что надежда есть, однако мы видим, что делать это ему всё сложнее.
Беженцы подходят к журналистам не просто так. Они спрашивают зарядники для телефона, а те, у кого нет еды, просят отвести их к близлежащей заправке или предлагают деньги, чтобы им что-нибудь купили. Видя, какие стычки происходят здесь из-за гумпомощи, и понимая, что незаметно передать еду не удастся, с тяжелым сердцем журналисты им отказывают.
«Германия для немцев и мигрантов»
И хотя особых событий в лагере не происходит, настроение его обитателей всё мрачнее. Создается ощущение, что их тягостное ожидание — это пороховая бочка с уже подожженным фитилем, которая вот-вот рванет. И прорывы случаются: в воскресенье 50 беженцев штурмом попали на территорию Польши, 22 из них задержали. Бравурные слова в стиле «мы умрем, но не уйдем» звучат всё реже. В лагере уже есть люди с переохлаждением.
22-летний курд Халед приехал из Ливана, там он работал в магазине бытовой техники. Он рассказал, что часть его родных живет в Германии аж с 1980-х годов. Он пытался попасть туда официально, получив германскую визу. В ней ему отказали: «Они же не дураки, понимают, что если визу запрашивает житель Ливана, то обратно он, скорее всего, не вернется». В итоге решил поехать в Европу нелегалом.
Парень категорически не хочет оставаться в Белоруссии и едва ли не требует, чтобы ему открыли границу.
— Я прошел сотни километров один. Как я могу вернуться обратно? Это нонсенс. Мы останемся здесь. И если мы умрем, окей, — говорит Халед. — Нет, я хочу либо ад, либо рай — ничего посередине. Мне нравится эта страна [Белоруссия], но моя цель — Германия, я мечтал о ней с семи лет. Белоруссия хороша для белорусов, Германия хороша для немцев и беженцев.
Пару часов спустя Халед поделился с нами, что все-таки хотел бы покинуть лагерь. Говорит, его виза истекает через неделю и у него есть еще и турецкий паспорт. Об этом он даже сообщил белорусам, работающим в лагере. Судя по тому, что потом мы видели его еще несколько раз, турецкий паспорт впечатления не произвел.
На выходных в «Брузги» привезли электрогенератор и около 5 т гуманитарной помощи (еда, теплые вещи, обувь и средства гигиены), контейнеры для мусора и биотуалеты; на месте срубленных деревьев установили большие палатки. Одна из них предназначена для кормления детей. Международные организации были против превращения «Брузги» в полноценный лагерь с мало-мальской инфраструктурой, и за его обустройство взялись местные власти.
«Расскажите о нас другим странам»
Нам было важно поговорить с женщинами, узнать, почему они пошли на это, рискуя собой и жизнью своих детей. Ни одна из девушек, к кому мы подходили, не говорит на английском.
— Выбирайте. Я переведу, — говорит Саруан.
Мы обращаемся к одной из женщин. На лице у нее затасканная одноразовая маска — не от COVID, от холода. Ее зовут Арзу, ей 32 года, и у нее четверо детей. Семьей они прибыли из Иракского Курдистана.
У Арзу рак, и лечение — одна из причин, почему они решились бежать в Европу. У одного из ее детей проблемы с легкими (на диктофонной записи наш разговор сопровождает булькающий кашель). В лагере уже звучала идея госпитализировать малышей в местную больницу. При одном условии: они поедут одни, без родителей. Арзу на такое лечение согласиться не может.
— Когда мои дети спят, я дотрагиваюсь до них, чтобы проверить, живы ли они, не замерзли ли. Если бы мы знали, что нас ждет такое, мы бы никуда не поехали, — говорит она. — Наш план был сначала приехать в Германию, чтобы я могла получить лекарства. Но для меня не важно, в какой европейской стране мы будем жить.
Арзу говорит, что поехать в Европу легально они не могли — на это не было денег; им пришлось продать всё свое имущество. На вопрос, сколько им это стоило, называет поразительные суммы: $40 тыс. на семью, каждая виза — $4 тыс. Поездку им организовывала какая-то компания в иракском городе Сулеймания. Деталей она не знает: с компанией общался муж. Такого путешествия в Европу они не ожидали, и женщина просит нас «рассказать другим странам, что им нужна помощь».
После нашего разговора с Арзу к нам подходит группа курдов.
— Сколько стоит виза в Белоруссию? — спрашивают они.
Когда узнают, что €60, меняются в лицах. Один из них достает свой паспорт и говорит, что заплатил за право на въезд — опять же какой-то компании — $3 тыс.. На его визе указана цена в $105, и она истекла 11 ноября. Теперь он нелегал еще и в Белоруссии.
Пока не договорятся
Сейчас у мигрантов есть два выхода: либо добровольно с помощью международных организаций уехать домой, либо обратиться за временным убежищем в Белоруссии. Ни один из них беженцы не рассматривают. А даже если бы и рассматривали, быстрых решений — скорого выезда из страны и оперативного предоставления убежища — здесь ждать не стоит.
Судьба мигрантов полностью зависит от руководства Белоруссии и Евросоюза. До недавнего времени всё сводилось ко взаимным обвинениям и разговорам о новых санкциях. Сейчас стороны начали говорить друг с другом напрямую: 14 ноября министр иностранных дел республики Владимир Макей и глава европейской дипломатии Жозеп Боррель впервые обсудили, что делать с мигрантами на границе. «Подтверждена заинтересованность в скорейшем урегулировании миграционного кризиса», — сообщила пресс-служба белорусского МИДа.
В этом Минску может помочь Москва. Как заявил 14 ноября в эфире «России 1» президент РФ Владимир Путин, Россия готова «всячески способствовать» разрешению ситуации. «Если, конечно, от нас здесь что-то будет зависеть», — отметил он. До этого глава государства выразил надежду на то, что, поскольку многие мигранты стремятся в Германию, ее и.о. канцлера Ангела Меркель пообщается с президентом Белоруссии Александром Лукашенко. Состоится ли такой разговор, пока неизвестно.
